Сорок пятый - [9]

 Учитывая наши реальные возможности, я тогда, во Львовской операции, решил ввести в прорыв танковую армию Рыбалко. И это оправдало себя.

 Так что же говорить о Висло-Одерской операции, когда перед танками открылись ворота — хоть на тройке въезжай! Тут, как говорили в старину, сам бог велел двинуть их в прорыв немедля, в первый же день.

 В этот день нашего прорыва были взяты в плен не сколько командиров немецких частей и штаб-офицеров. Но у меня не оказалось времени, чтобы побеседовать с ними. Поэтому рассказать, как выглядело все происходившее на поле боя с точки зрения противника, я не могу. Но это в какой-то мере поправимо. С достаточной объективностью о прорыве пишет генерал Курт Типпельскирх в своей книге «История второй мировой войны». Его свидетельство мне кажется совсем не лишним штрихом в картине происходившего, которую я пытаюсь нарисовать.

 Вот что писал Типпельскирх о дне 12 января:

 «Удар был столь сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану. Глубокие вклинения в немецкий фронт были столь многочисленны, что ликвидировать их или хотя бы ограничить оказалось не возможным. Фронт 4-й танковой армии был разорван на части, и уже не оставалось никакой возможности сдержать наступление русских войск. Последние немедленно ввели в пробитые бреши свои танковые соединения, которые главными силами начали продвигаться к реке Нида, предприняв в то же время северным крылом охватывающий маневр на Кельце».

 На подступах к городу Кельце немцы дрались упорно, и это поначалу замедлило темп продвижения 3-й гвардейской армии Гордова и 13-й армии Пухова. Получив донесение об этом, мы, не теряя времени, повернули находившуюся в движении 4-ю танковую армию Лелюшенко, двинув её в обход Кельце с юго-запада. В результате этого маневра на четвертый день наступления, 15 января, город Кельце был взят, большая часть сопротивлявшихся на подступах к нему немецко-фашистских войск разбита, а остатки их отброшены в леса севернее Кельце. Впоследствии они соединились с остатками других разбитых армий, отступавшими под натиском 1-го Белорусского фронта, в одну довольно большую группировку, состоявшую из нескольких дивизий. Эта группировка осталась у нас глубоко в тылу, за сомкнутыми флангами 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов.

 В этом характерная особенность Висло-Одерской операции, да и вообще последнего периода войны. Мы уже не стремились во что бы то ни стало создавать двойной — внешний и внутренний — фронт вокруг каждой такой вражеской группировки. Мы считали, и правильно считали, что если будем в достаточно стремительном темпе развивать наступление, то отрезанные и оставшиеся в нашем тылу пусть довольно серьёзные силы врага нам уже не страшны. Рано или поздно они будут разгромлены и уничтожены вторыми эшелонами наших войск.

 Так в конце концов и произошло даже с такой крупной группировкой, о которой я только что сказал. Она дважды потерпела поражение, пытаясь вырваться из окружения, и потом, полурассеянная, брела лесами позади наших войск, пока не была в конце концов в мелких стычках полностью уничтожена.

 Сложнее обстояло дело с оставшимися в нашем тылу подвижными танковыми и механизированными войсками противника. Прибыв в разгар наступления на передовой пункт управления на окраине города Ченстохов, я вы слушал взволнованный доклад одного из своих подчиненных о том, что прямо на Ченстохов, прямо на нас, движется из нашего тыла крупная вражеская группировка танковых и механизированных войск.

 Положение складывалось не из самых выгодных: впереди — ушедшие уже на запад, за Ченстохов, наши войска, посредине — передовой командный пункт фронта, а сзади — танковый корпус неприятеля. Так это, во всяком случае, выглядело в первоначальном докладе, хотя в нем, как всегда в подобных обстоятельствах, содержалось пре увеличение. В действительности на нас шла одна танковая дивизия противника, обросшая некоторыми примкнувшими к ней разрозненными частями. Но шла она, надо сказать, довольно организованно, решительно прорываясь по нашим тылам.

 Известие было, конечно, малоприятное, но оно не явилось для меня неожиданностью. Мы предполагали, что при высоких темпах нашего движения вперёд такие отдельные блуждающие котлы будут оставаться у нас в тылу. Больше того, они закономерны в современных условиях, когда войска, маневрируя, имеют разрывы между собой, когда фронт наступающих несплошной и не должен быть сплошным, потому что в условиях современной войны идти локоть к локтю, плечо к плечу нет никакой необходимости. Важно лишь, чтобы внутри наших частей и соединений было налажено взаимодействие, чтобы имелась устойчивая связь и чтобы все они в любую минуту боя были управляемы.

 Эти соображения, которые я излагаю здесь в общем виде, уже вошли к тому времени нам в плоть и в кровь, стали привычной реальностью. Поэтому ещё до начала Висло-Одерской операции мы оставили в резерве фронта 7-й гвардейский механизированный корпус, которым командовал опытный военачальник генерал-лейтенант И. П. Корчагин. Этот корпус по ходу наступления двигался от рубежа к рубежу за наступающими войсками, с ним все время поддерживалась связь, и он постоянно оставался в моих руках.