Сорок лет назад - [45]

Аша не собиралась оставаться в долгу.

— А ты — Элвиса Пресли. У тебя такая же челка, как у него, — она склонилась над самым его плечом, стараясь обмануть ветер.

— Нет! Я Джонатан Пул, — заявил он патетически, словно уже готовился к выступлению на сцене. — За поворотом на нас нападут гангстеры, но я оторвусь от них или сброшу в море, это уж как получится, извините, дядюшка. Жаль, что поблизости нет, хотя бы крошечной, горы Нангапарбат. На ее вершине я мог бы стоять, скрестив руки, и с презрением победителя выслушивать, как униженный враг у края пропасти молит о пощаде.

Аша укоризненно покачала головой. Он разгадал ее жест. Озорные огоньки в его глазах заслонило раскаяние.

— Ты права. Не стоило так шутить, — признался он сквозь прорывающийся смех.

— Дядюшка стар и болен, а мы смеемся над его причудами.

— Но ведь я уже сказал, что жалею об этом. Какая ты придирчивая!

— Послушай, Петр, — все так же серьезно продолжала она. — Я слышала, что сказал Мак-Раст. Твой дядюшка не протянет долго. С другой же стороны, у него не осталось родственников, кроме тебя. Когда-нибудь к тебе перейдет этот дом и все, чем он владеет. Хотя бы от этого не отказывайся!

— Аша, к чему ты клонишь? Надеешься соблазнить меня дядюшкиным наследством? Нет, послушай и ты. Меня не касается, каким путем дядюшка разбогател: вкалывая до седьмого пота на сапфировых приисках, или же сделав бизнес на торговле наркотиками. В любом случае я не имею к его деньгам никакого отношения. Кто я такой, самозванец, явившийся ниоткуда? Кстати, ты упустила из виду одно небольшое обстоятельство: я не Петр. Мне в этом доме ничего не принадлежит. Даже имя.

— Сейчас у тебя нет другого.

— Да. Меня загнали в угол. Но еще не все потеряно. Как-нибудь выпутаюсь, будь спокойна.

— Значит, все-таки уедешь?

— А что ты мне предлагаешь взамен? Деньги, которые не вернут дядюшке лучшие годы. Виллу, которая навевает лишь тоску. Вот уже две недели я заигрываю с выжившим из ума стариком, стараюсь угодить всем его прихотям, и знаешь, чего я больше всего боюсь: что придет время, когда сам превращусь в собственную мумию и буду со сладострастием погружаться в ностальгические воспоминания о тебе, о Цейлоне и об этом ужасном времени.

— Ах, Петр! Возможно, он для тебя никто, но в тебе-то он души не чает.

— Аша! — Максим нахмурил брови. — Скажи, почему, собственно, ты все время уговариваешь меня остаться? Что тебе до этого?

— Твой дядюшка… — начав было объяснять, она быстро опустила глаза.

— О нет! Только не убеждай меня снова в том, что это из-за него. Я тебе все равно не поверю. Слышишь, не поверю! — закончил он с ударением на последнем слове.

* * *

Площадь украшал фонтан, со дна которого поднимались лотосы. Их большие нежно-розовые лепестки замерли на зеленоватой глади. Фонтан привлекал полураздетую смуглую детвору, иногда гонявшую мелкие волны от края до края.

Киринда был небольшой провинциальный городок с одноэтажными домами и кривыми улочками. Свое название, надо думать, он получил от реки, в дельте которой расположился, Киринди-Оя. По крайней мере половина его жителей была знакома между собой; встречаясь на улице, они громко приветствовали друг друга на своем непонятном сингальском языке, да еще вымахивали при этом руками, слишком далекие от исполнения таких ритуалов, как, например, снятие шляпы с легким поклоном. С утра к нему тянулись повозки из окрестных деревень, в них крестьяне везли на продажу свой урожай. Рынок находился тут же за фонтаном.

Максим припарковал джип на стоянке перед входом. В ту же секунду грязный мальчишка соскочил с ветви кривого, чудно раскорячившегося дерева и прилип к машине с протянутой рукой. Сперва он подумал, что тот просит милостыню, но когда мальчишка зашел с ближней стороны, в его ладони, белой на фоне загара, оказалась морская раковина.

— Сэр, купите раковину, испытайте свое счастье! — заговорил он вдруг по-английски, хотя и с акцентом, затем, читая в глазах Максима колебание, раскрыл перед ним котомку, полную таких же раковин. — Выбирайте любую, какую хотите! Пожалуйста, сэр!

Максим сунул ему в руку монету и, прежде чем открыть раковину, предупредил Ашу:

— Кинем жребий. Будет по-твоему, если там окажется жемчужина. Будет по-моему, если ее там нет.

— Это несправедливо! — возмутилась она. — Я согласна, если сделать наоборот.

— Ну, как знаешь. Мое дело предложить, а твое — отказаться. Тогда выбросим ее в море.

Аша недовольно передернула плечами.

— Ладно. Я согласна.

Он вскрыл раковину лезвием ножа и показал ей: она была пуста.

— Будет по-моему, — подитожил Максим.

Аша насупилась.

— Но я еще немного задержусь, — прибавил он миротворчески.

Бесконечные ряды лотков были завалены крабами, омарами, креветками; рыба, привыкнув к шуму и гаму, безучастно плавала в бочке с водой; дальше тянулись горы отборных плодов манго, бананов и ананасов, зеленоватые картофелины — джекфрут и цейлонская дыня — папайя. И снова: «Мой господин, не желаете купить раковину? Вам непременно повезет!». Рядом можно было выпить сок кокосового ореха. Острым ножом, напоминающим скорее ятаган, продавец ловко срезал верхушку и протягивал покупателю то остальное, что содержало прохладный мутноватый напиток, хорошо утоляющий жажду. Просеянные сквозь матерчатые крыши палаток яркие солнечные лучи заполняли прилавки розовым светом. Продавцов их оригинальный вид сбивал с толку, но это не мешало им наперебой предлагать свой товар.