Сорок четвертый - [3]

.

В ту зиму, однако, еще многие думали, что никаких проблем не существует, что нет нужды искать новые концепции, новые пути, что все уже решено, установлено, определено, что все ясно, а если что-то и не получается, то не мы должны искать выхода из создавшегося положения, а выход — нас… А если мы что-то и позабыли, что-то упустили, чего-то недооценили, как, например, вопрос о роли страны, о роли власти, рождающейся не где-то далеко, в эмиграции, а именно здесь, над Вислой, который теперь поднимают пепеэровцы (члены ППР), — то это можно легко поправить: достаточно издать декрет, провозгласить… Как будто бы слова способны сами по себе разрешать сложные проблемы.

5 января премьер польского эмигрантского правительства в Лондоне Станислав Миколайчик перед микрофонами Би-Би-Си торжественно вещал:

«Наступил час, когда я могу известить вас о некоторых принятых правительством после интенсивных консультаций с польской нацией решениях, которые до сих пор необходимо было сохранять в тайне… Мы хотим уведомить граждан, находящихся в Польше, что член нашего кабинета, который в качестве вице-премьера выполняет обязанности делегата правительства в Польше, является носителем легальной власти. Он уполномочен выполнять на месте функции нашего правительства… Таким образом, трудная задача обеспечения в подпольной Польше преемственности власти решена»{7}.

Можно сказать, что шаги истории были лучше слышны в тесной квартире старого варшавского дома, где невысокий жилистый мужчина, склонясь над столом, заполнял быстрым нервным почерком листки бумаги, чем в отделанной пробкой и кожей студии лондонской радиостанции. Сквозь закрытые окна старого варшавского доходного дома доносились и залпы, раздававшиеся здесь же, на улице, и далекое эхо выстрелов в Келецких и Люблинских лесах, и слабый, еще очень слабый, хотя неуклонно приближавшийся, гул орудий восточного фронта.

Мужчина, одетый в ничем не примечательный костюм, подобные которому можно тысячами встретить в трамваях, идущих с Воли, Таргувека, Чернякува, Марымонта или Грохува, человек с кеннкартой (удостоверение личности, выданное оккупантами), в которой подлинными были, вероятно, только фотография и приобретенная в прошлом профессия — «слесарь», писал:

«В политической жизни страны доминирующую роль играют две проблемы: 1) массовый зверский террор оккупантов и 2) отношение к Советскому Союзу… Прихода Красной Армии ждут повсеместно, даже в тех социальных слоях, которые являются противниками советского строя. В освобождение польского народа от гитлеровской оккупации другими армиями уже никто не верит…

Выступая с инициативой создания Крайовой Рады Народовой (КРН), ППР руководствовалась рядом причин… ППР исходит из предпосылки, что в вопросах, касающихся страны, решающее слово может принадлежать только силам, возникшим в стране или уполномоченным ею. Лишь такие силы в состоянии наилучшим образом ориентироваться в действительных настроениях масс и получить признание этих масс… В одном ППР отдает себе отчет, а именно в том, что реализация поставленных задач и целей в большой степени будет зависеть от ее собственной силы, от создания сильной Армии Людовой, от сплочения широких масс вокруг народных советов… Вооруженная борьба в Польше против оккупантов, которую ведет прежде всего Гвардия Людова, могла бы неизмеримо усилиться, если бы нам удалось вооружить отряды. Например, в Люблинском воеводстве мы могли бы без особых трудностей выставить еще несколько тысяч людей, но чем их вооружить?»

Подумав немного, он добавил:

«Нам кажется, что у вас этот вопрос недооценивается…»

Радиосвязи с товарищами, которые там, на Востоке, в свою очередь разворачивали работу, не было уже давно. Самые важные решения они принимали сами, не советуясь, не приспосабливаясь к общей мировой обстановке, к нынешнему, недостаточно известному здесь, в условиях оккупации, политическому этапу международного рабочего движения. Он знал, что в оккупированной Европе никто, кроме, пожалуй, югославов, не пытался выделиться из общего антигитлеровского движения, сколотить вокруг революционного ядра партии новое единство нации…

Он продолжал:

«До нас только что дошло известие о том, что Союз польских патриотов организует внешнеполитическое представительство Польши… Мы считаем, что оно обязательно должно быть назначено КРН, поскольку это значительно усилило бы позиции такого представительства. Оно имело бы глубокие корни в стране… Мы опасаемся, как бы не-скоординированные действия — наши в стране и ваши за границей — не вызвали разногласий в нашей работе…»

Пора было заканчивать, и он приписал: «Эти заметки набросаны непосредственно перед отъездом курьера». Еще раз пробежал глазами написанное и добавил:

«Несмотря на трудные и очень тяжелые условия работы, мы превращаемся в решающую силу в стране. Это вызывает чувство удовлетворения и составляет предмет нашей гордости. С пролетарским приветом — Веслав».

Поставил дату:

«12.I 1944». «Переписать на машинке не было времени»{8}.

Трудно проследить сплетения человеческих судеб, но можно предположить, что курьер, который вез цитированный документ, спешил на тот самый пересекавший границу поезд, на котором, растворившись среди серой и скученной в вагонах типичной для периода оккупации толпы, направлялись — и тоже на Восток — другие люди, официальный статус которых, зафиксированный в кеннкартах, ни в малейшей степени не соответствовал их действительной роли и положению. В карманах у них, вероятно, находились командировки в Луцк, выписанные Келецкой полевой почтой оккупантов ее мнимым сотрудникам