Сорок четвертый - [11]
В итоге удалось прорваться части 50-го пехотного полка и группе Гарды. В котле остались почти в полном составе 2-й и 3-й батальоны 50-го пехотного полка, батальон самообороны Засмык, переполненные тяжелоранеными дивизионные госпитали, гражданское население, а также арьергард. Остались тяжелое вооружение, обозы. Отрезанными оказались также остатки советского 54-го гвардейского кавалерийского полка. Дивизия потеряла почти 1500 человек, всех лошадей, орудия и большую часть тяжелого вооружения.
Тем временем в верхах продолжался обмен все более тревожными сведениями.
«Сообщения о случаях взаимодействия Армии Крайовой с партизанами или советскими войсками настолько искажают картину, что будет трудно или даже невозможно убедить здешнее общественное мнение в том, что действительной причиной советского террора является захватническая политика Москвы, — предостерегал генерал Соснковский, «временно находившийся в Италии». — Можно опасаться, что факты выхода из подполья будут использованы советской пропагандой как свидетельство отсутствия у нас решимости безоговорочно защищать наши восточные области, поскольку мы никак не реагируем на захватническую советскую политику»{33}.
«Инструкция, данная мною коменданту округа Волынь, — оправдывался в ответ Бур, — содержала такое определение, с которым Советский Союз наверняка не будет считаться»{34}.
В действительности все обстояло иначе. В тот момент ни с какими «определениями» не считались немцы. В Мазурских лесах они завершали истребление остатков ковельских батальонов АК и советского кавалерийского полка, методически убивали схваченных в лесах жителей — беженцев, а также раненых, находившихся в госпиталях 27-й дивизии АК, попавших в окружение.
На другом конце Европы последние части 2-го польского корпуса высаживались в портах Калабрии. Американский генерал Джордж С. Паттон, познававший как раз в то время Старый Свет, записал в своем дневнике:
«Генерал Андерс произвел на меня сильное впечатление как очень мужественный человек… Польские части показывают себя лучше всех тех, какие мне довелось когда-либо видеть, включая британские и американские. Он со смехом сказал мне, что если его корпус оказался бы между немецкой и русской армиями, то ему было бы трудно решить, с какой из них он больше хотел сразиться»{35}.
Путь через Киев. Далеко-далеко от этих мест, на другом конце Европы, железнодорожные составы с частями 1-го корпуса польских вооруженных сил в СССР эшелон за эшелоном двигались из-под Смоленска на Рославль и Брянск, а оттуда — на Конотоп и Киев. С Белорусского фронта — на Украину, туда, поближе к родине, направлялись 1-я дивизия имени Тадеуша Костюшко, 2-я дивизия имени Хенрика Домбровского, танковая бригада имени Юзефа Бема, 4-й противотанковый полк, 5-й полк тяжелой артиллерии, зенитный дивизион, женский батальон имени Эмилии Плятер. Всего 25 тысяч человек. 25 тысяч солдат и офицеров, в том числе 2,5 тысячи русских, белорусов и украинцев, 22,5 тысячи поляков, возвратившихся из Сибири и Казахстана, из Воркуты и Коми, из Новосибирской области и Красноярского края. 22,5 тысячи младших братьев тех, которые в это время высаживались в Италии, — младших братьев солдат генерала Андерса.
Такие же, как и те, из тех же городков и деревень Виленщины и Львовщины, Волыни и Полесья, из тех же поселений. Пережившие то же самое, и даже больше, ибо они пережили в Советском Союзе еще и 1942 год, трагический год, год Сталинграда и эвакуации из СССР армии Андерса, и еще 1943 год, год разрыва отношений[3], год Курска и сражения под Ленино. Такие же, и не такие, именно потому, что пережили все это. Ибо они уже прошли Ленино. Прошли этот экзамен и испытание. Перешагнули через этот порог.
