Соратник Орлеанской девы. Триумф и трагедия Жиля де Рэ - [6]

Все трое были умными политиками, красноречивыми ораторами, храбрыми воинами и талантливыми администраторами. В годы правления отца и старшего брата они вступили в ленное владение крупнейшими в стране герцогствами и были верной опорой трона. Но у каждого имелась заветная мечта, и смерть Карла V сработала как своеобразный катализатор, обострила в них желание бросить скучную рутину и двинуться без оглядки за сжигающей душу страстью…

Герцога Анжуйского с детства одолевало властолюбие. Он горько сожалел о своей судьбе второго сына короля, которому не суждено занять отцовский трон. К чести Людовика стоит признать, что он никогда не покушался на жизнь брата и его сыновей. Зато внимательно присматривался к Неаполитанскому королевству, которым правила пожилая и бездетная Джованна I. Она официально объявила Анжуйского своим наследником, но было ясно, что трон не удастся занять без борьбы.

Соперник Людовика, Карл Дураццо, был хоть и дальним, но кровным родственником Джованны I по отцовской линии. Право и обычай стояли на его стороне, а значит, для успеха Анжуйскому требовалась сильная армия. Для сбора войск и похода в Неаполь нужны были деньги, много денег. И они могли понадобиться Людовику буквально со дня на день.

Смерть Карл V пришлась очень кстати. За малолетством племянника старший из регентов получил возможность запустить руки в королевскую казну. И, если верить французским хроникам, не преминул этим шансом воспользоваться. Как политик он был на голову выше младших братьев, а потому мог вить верёвки не только из них, но и из всего Большого совета. Парижская молва уверяла, что едва Карл V испустил дух, Людовик Анжуйский мошеннически присвоил 17 миллионов франков государственных средств. Затем, угрожая смертью Филиппу де Савуази, исполнявшему обязанности главного казначея, понудил того выдать драгоценности, золото и серебро в слитках, а также золотую и серебряную посуду из неприкосновенного резерва французской монархии.

Решив таким образом финансовую проблему неаполитанского проекта, старший из регентов отправился добывать королевскую корону. В походе он заболел и умер, завещав оставшиеся деньги и ценности Карлу VI. Неизвестно, как повернулась бы судьба, стань Людовик неаполитанским королём (а шансы у него были неплохие), но многие считают, что отъезд из Парижа этого ловкого и прозорливого интригана стал одной из главных причин неудач во внутренней и внешней политике французской монархии.

Второй из братьев Карла V, Жан Беррийский, к власти как таковой был практически равнодушен. Его снедала иная, куда более почтенная страсть: любовь к искусству. Казалось, этот герцог пытался собрать в своих замках все шедевры живописи, графики, скульптуры и ковроткачества, которые только имелись и производились в королевстве, а также за его пределами. Жан Беррийский был тем идеальным заказчиком, о котором во все века грезят гении искусства. Нанимая талантливых мастеров, герцог предоставлял им широкую свободу для творчества. Французские музеи благодарны Жану Беррийскому за сохранение и создание удивительных произведений искусства, считающихся в наше время эталонами Северного Ренессанса. И мало кто сейчас вспоминает, что герцогская страсть требовала в те годы безумных затрат. Тонкий знаток искусства и щедрый меценат был уверен, что простолюдины существуют лишь для удовлетворения его желаний. В результате своими неуёмными поборами Жан Беррийский умудрился всего за несколько лет разорить находящийся под его управлением богатый Прованс. Жители провинции подняли восстание, которое пришлось подавлять военной силой.

Третий из регентов, Филипп Бургундский, прозванный Смелым, был храбрым и талантливым полководцем, заслужившим на полях сражений репутацию бесстрашного воина. Честолюбием и жаждой власти он не уступал Людовику Анжуйскому, но к королевской короне рук не тянул. Ни к французской, ни к какой другой… Его вполне устраивала герцогская. Как всякий прирождённый военный, он привык заботиться о подчинённых, а потому и к обязанностям правителя Бургундии относился схожим образом. В первую очередь Филипп Смелый думал о процветании собственного герцогства, и только затем – об интересах Франции.

Во времена Карла V младший брат был лучшим из его вассалов, но при малолетнем Карле VI стал главным виновником развала центральной власти. Однако в первые годы регентства его деятельность ещё приносила Франции ощутимую пользу. Один из ярких примеров – история покорения Фландрии.

С первых дней Столетней войны это графство заняло неоднозначную политическую позицию. Его правители чаще склонялись на сторону французского короля, а горожане, благополучие которых покоилось на британской шерсти, были настроены проанглийски. Однако к концу XIV века ситуация изменилась. С каждым годом британские купцы всё больше шерсти продавали через Кале, и это вызывало недовольство во Фландрии. У лондонского общества тоже имелись претензии к союзникам. Там считали, что фламандцы поддерживают англичан лишь в годы успехов и изменяют им при неудачах. В этом была изрядная доля истины, поскольку конечной целью фландрских городов была полная независимость. Не только от Франции, но и от Англии. Отношения омрачали периодические столкновения на море.