Соня, уйди! Софья Толстая: взгляд мужчины и женщины. Роман-диалог - [46]

П.Б./ Катя, да я с вами согласен! Просто исчерпывающего ответа на эти вопросы у меня нет. Вот он пишет в дневнике: «она сама не знает, как она преобразовывает меня». А потом сердито пишет о «барыне», которой девка утром расчесывает волосы. Можно, конечно, отметить, что образы Лёвина и Кити в «Анне Карениной» — это сам Толстой и его жена. Что Наташа Ростова в финале «Войны и мира» — это Соня. Но это не так, вернее, не совсем так. Это реальность, уже преображенная в художественном творчестве. А в жизни и он сильно влиял на нее, и она — на него. Не был Лев Николаевич таким бесчувственным бревном, поверьте мне. И рядом с женой он сидел, когда она рожала их первенца, и с детьми он занимался — спортом, охотой, а также математикой, географией, астрономией, греческим языком… Конечно, мама́ была ближе к детям, и они все это отмечают в своих мемуарах. Но это же естественно.

В боксе в таких случаях рефери кричит «Брейк!» и разводит боксеров, потому что они вошли в клинч. Мы с вами не докажем друг другу никакой своей «правды», потому что одной правды нет. Есть правда Софьи Андреевны и есть правда Толстого, и вопрос лишь в том, чья правда ближе и понятнее вам и мне.

Но дело даже не в этом. Мы с вами совершаем классическую ошибку многих биографов и историков. Мы с вами знаем, как протекали все 48 лет их семейной жизни, и знаем, чем это закончилось — трагедией, «уходом» Толстого из Ясной Поляны.

Поэтому мы так уверенно и судим, вы — его, я — ее. А судить и его, и ее нужно изнутри каждой конкретной ситуации. Это ведь происходило день за днем, день за днем, и каждый день, месяц, год приносили свои неожиданности.

Если бы Лев Николаевич перед свадьбой сказал невесте: «Соня, ты выйдешь за меня замуж, будешь 15 раз беременной, у тебя будут два выкидыша и пять мертвых маленьких детей, а я в это время буду писать два великих романа, у меня часто будет плохое настроение, когда что-то не будет получаться, я буду страшно уставать, и мне будет не до тебя и детей, поэтому не жди от меня особой нежности». Подозреваю, что свадьба бы расстроилась!

К.Б./ А интересно было бы посмотреть на такую ситуацию! У меня лично нет уверенности, что это расстроило бы свадьбу. Это была бы, как говорится, «игра в открытую». Иногда она спасительней веры в свои фантазии.

Но вы правы, мы друг другу ничего не докажем. Собственно, мы и не ставили себе такой цели. Лично я — нет. Мое желание поговорить о материнстве Софьи Андреевны было основано совсем на другом. Мне хотелось развернуть перед вами ту часть личности Софьи Толстой, которая, возможно, занимает более 80 процентов целого. В чем она находила и радость, и успокоение, и силу, и возможность себя творчески реализовать. Между прочим, помимо детских книжек «в дорогу», Софья Андреевна составила свою грамматику, собирала несложные музыкальные пьесы из классиков для «Детского альбома», адаптировала рассказы для «Книги для чтения», которую составлял ее супруг, и многое другое. Не только тратила себя, но и получала. Пока дети растут, вера в их будущее, вера в собственные невоплощенные мечты, которые, возможно, воплотят они, — греет любую мать. И я думаю, отца тоже.

Я писала в дневнике своем о том, как я тоскую, как мне приходят грешные мысли о веселье, о желании удовлетворения тщеславия, желания похвал моей наружности, моего положения, которые слышал бы мой муж. Все это я изливала в мои дневники, и дальше пишу: «Наверху дети сидят и ждут, чтобы я учила их музыке, а я пишу этот вздор…»

И со свойственной мне легкостью отношения ко всему я тотчас же пошла наверх, учила детей, покормила Петю, и мы все ходили кататься на коньках; и сознавая красоту этих движений по льду на коньках, предаваясь упоению от быстроты, морозного воздуха, своей силы и здоровья, заряжаясь и весельем от детей, я быстро забывала мое тоскливое, легкомысленное настроение и снова бодро впрягалась в свой хомут для дальнейших трудов.

(С. А. Толстая. «Моя жизнь»)

Пожизненный декрет — это такая медаль с двумя сторонами. Одну можно выставить как «ужастик», но ведь есть и другая — особая, ни с чем не сравнимая, благодать.

Глава шестая Просто женщина

Два светляка

П.Б./ А давайте поговорим о Софье Андреевне просто как о женщине, а не как жене Великого и Ужасного. О ее вкусах, привычках, литературных интересах, других творческих амбициях, о ее понимании красоты. Ведь она была женщиной в самом полном смысле этого слова. Вот даже когда видишь их совместные с мужем поздние фотографии. Он — в знаменитой «толстовке», пальцы рук засунул за пояс и хмурится. Видно, что ему неприятно позировать перед фотографом. А она — в кринолине, на голове красивая шляпка, и позирует она с явным удовольствием. Ей нравилось, когда на нее смотрели художники, фотографы, да и просто интересные мужчины. При этом она писала в своих мемуарах, что наедине с мужчиной не позволяла себе даже рукопожатия с ним — такая была целомудренная жена. Тем не менее мы знаем, что в нее был платонически влюблен Афанасий Фет и посвящал ей стихи. Например, это, потрясающее:

В моей руке — какое чудо! —

Твоя рука,

И на траве два изумруда —