Сонеты - [2]

Шрифт
Интервал

что обжигала слух невеж огнем,

беся маститых новизной своею.

Оглох, чтоб глупость критиков развеять,

радеющих, по мненью их, о том,

чтоб лучше было созданное сном

и явью сделанное для умов – яснее,

чем истины привычные вокруг.

Что было б, если б гений вдруг

свои виденья предал по заказу

советчиков, ужившихся с гнильем?

Увы, тогда та быль, что мы поем,

была бы лживей в мире безобразном…

10:41 22.12.99

x x x

А если дальше углубиться… Дальше

есть два пути. Один – куда-то прочь,

в бесплодную уединеньем ночь, другой –

в ущельях толп создать удачи

среди похлеще виды повидавших,

в подруги взяв опасность, превозмочь

весь ужас кажущийся, скучный дождь

в мильоны скерцо перекрасить

и в Adagio из лучшего балета

превратить стихийных сил бессмысленную прыть,

и, в сумерках талантливо печалясь,

избранников общенья вспоминать

и сочинять и сочинять и сочинять

любовью приближаемую дальность.

Киев 18.06.99 10.41

x x x

Гордыня наказуема. Вспаривший

над якобы бессмысленной толпой

наказывается самим собой -

нет палача, который был бы ближе.

И рухнув не с небес – а с драной крыши

того, что пьяно и с заносчивой тоской

сооружалось, он за смысл глубокий свой

берется, некий зов как будто слыша

откуда-то – опять же! – изнутри.

И, суть свою до смерти уморив,

влачит он видимость существованья,

которое и без того давно,

как водится у нас, обречено,

пока оно совместностью не станет.

19.06.99 09.39

x x x

Солисты сходят с надоевшей сцены,

но рампа прошлого сияет им,

по-прежнему возвышенно-шальным,

по-новому роскошно-вдохновенным.

И древность устанавливает цены

на то, что не товар, а сизый дым,

но запах чей душе необходим

всегда, везде и всем, и непременно.

Ах, боже мой, как много значит дрожь,

в которую тебя бросает, сплошь

забытое уже совсем иными!

И так смешон заносчивый другой,

звук не умеющий добавить свой

в уже для всех назначенное имя!

Киев 20.06.99 12.12

x x x

Ах, эта музыка и дней скороговорка,

которую нам, грешным, не понять,

и лета смысл как самого огня,

и неба в даль распахнутые створки.

Растительны секунды. Соком горьким,

когда они, обвив собой меня, поят

с листков – надежды, что звенят

буддийским колокольчиком.

И только во мне подвластных мыслях время – рай,

где, хочешь, с вечностью самой играй,

а хочешь, – задержись навек в мгновенье,

держа свой путь по лучшей из дорог,

которую ты славно выбрать смог,

не очерняя жизни, вдохновенно…

Киев 21.06.99 10.47

x x x

Читая листья, люди лето чтят

и возникает в воздухе соборность,

идет работа ласковая, спорясь,

у мыслей, так похожих на утят,

что вырастут и в небе полетят,

забыв о том, что есть на свете скорость,

что редок здесь патрон, который холост,

и слишком густ живых мишеней ряд.

Играет гаммы бог на флейте утра.

Простор старательными снами убран -

не осознать сознанье Естества

и не осмыслить вечные законы

до самого конца… Листок зеленый

читает нас, мой друг. И мысль – жива.

Киев 09.19

x x x

Хочу в ямбические травы

упасть, как будто в глубину,

чтоб времени в глаза взглянуть

и в жизни кое-что исправить.

Лесные мысли сладко правы,

и нет сомнений, и вину

суть искупает, чтоб уснуть

могло сознание… Отравлен

пластмассовым цветочком мир,

и нужно, чтобы каждый миг

был деревом наполовину, -

иначе замутненный пруд

одни кикиморы займут

и новый век затянет тиной.

Киев 23.06.99 11.39

x x x

Стремительны цветы – так быстро вянут.

Быстр и покой, недолговечный брат

тому, кто сменам жизненным не рад, -

у полюбивших их он постоянней.

Экспресс безостановочен. Не станет

самой Земли, но мчать вагонный ряд

куда-то будет дальше, – все стремят

законы бытия. И думать странно

о вечности, о тайнах тех времен,

в которых мир уже не населен

людьми, деревьями и муравьями,

времен, где все уже давно не то,

где даже их нет,

так же, как простой недели,

вновь изобретенной нами.

Киев 24.06.99. 10.46

x x x

Без осложнений нет благополучий,

когда они – подобье скорлупы,

которую проклюнуть позабыл

птенец событий внутренних. Мы учим

на память счастье.Но ему поручен

отмены подвиг господом: судьбы

нерукотворной нет у сути, быть должны

мы вечно по-другому, лучше,

чем раньше, только что… Прыжок

необходимо совершать из "хорошо",

чтоб все благополучно снова стало.

И нет ни йоты бесовщины в том,

что удивительного – полон дом,

а нам его через мгновенье – мало.

Киев 25.06.99 08.38

x x x

Осенний грустный дождь пошел в июне,

решив порепетировать октябрь,

и увядания лесного дятел,

все оглушая, застучал. И дунул,

пытась рвать задумчивые струны,

бездушный грубый ветер. И, всеяден,

какой-то монстр, внушив, что он приятель,

остаток пожирать стал вечно юный -

и дней, и слов, и сущности твоей…

Успеть, понять бы все это полней,

да незачем, мой друг, по сути дела.

Река сознания все шире, шире,

но все уже круг, которому дано

понять глубины бывшего несмело…

Киев 26.06.99 08.40

x x x

На улицах опять светают дети

и вечереет взрослая толпа.

И жизнь одновременно – на рассвете

и на закате. Зряча и слепа

одна и та же (разная!) судьба,

и тайны нет в том, что она в секрете

от нас пытается держать. Скупа

определенности богиня – редко

являет нечто ненасытным нам.

И так прекрасно душам и умам,


Еще от автора Валерий Александрович Куринский
Когда нет гувернантки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Автодидактика

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Чувствуй себя как дома

Спустя много лет Анна возвращается к морю, где давным-давно потеряла память и… семью. Она хочет выяснить, что же случилось с мамой в тот страшный день – в день пожара, – и ради этого пойдет на все. Но на ее вопросы местные жители ничего не отвечают – они не желают, чтобы Анна вспоминала. Молчит и море. Море – предатель: оно-то точно все знает. Так, может быть, ответят дома? История Анны уже близко: скрипит половицами, лязгает старыми замками, звенит разбитой посудой – нужно только прислушаться, открыть дверь и… старый дом раскроет все тайны.


Гений

Роман приоткрывает дверь в деловые круги норвежских средств массовой информации. Это захватывающая история о взлете и падении эпохи электронной коммерции в скандинавском медиабизнесе.


Собачье сердце

Герои книги – собаки и люди, которые ради них жертвуют не только комфортом, но и жизнью. Автор пишет о дореволюционной школе собаководства и знаменитой ищейке добермане Трефе, раскрывшем 1500 преступлений. О лаборатории, где проводятся опыты над животными. О гибели «Титаника» и о многом другом.Читать порой больно до слез. И это добрый знак. Душа болит – значит, жива. Просыпается в ней сострадание. Есть шанс что-то исправить – откликнуться на молчаливый зов о помощи.


Неудавшееся двойное самоубийство у водопадов Акамэ

Чтобы написать эту книгу, автор провёл восемь лет среди людей, живущих за гранью бедности. Людей, среди которых не работают категории современного общества. Среди люмпенов, у которых нет ни дома, ни веры, ни прошлого, ни будущего. Которые живут, любят и умирают как звери — яростно и просто. Она полна боли, полна отчаянной силы. Читать её тяжело, и всё равно читаешь на одном дыхании. И, прочитав, знаешь, что ты уже не такой, каким был тогда, раньше, когда открыл её в первый раз. И что снова возьмёшь её с полки — чтобы взглянуть в лицо этой тьме с её вопросами, ответов на которые, быть может, просто нет. 16+ Для читателей старше 16 лет.


Старомосковские жители

Первую книгу Михаила Вострышева составили повесть и рассказы о Москве конца XVIII — первой половины XIX века. Автор попытался показать некоторые черты быта разных слоев городского населения, рассказать о старых московских улицах, народных гуляниях, обычаях. Персонажи сборника — старомосковские жители, Все они — реально существовавшие люди, москвичи, чья жизнь и дела придавали древнему белокаменному городу неповторимый лик.


Мышиные песни

Сборник «Мышиные песни» — итог размышлений о том о сем, где герои — юродивые, неформалы, библиотекари, недоучившиеся студенты — ищут себя в цветущей сложности жизни.