Соната для Пина и Бара - [15]

Нет, не к своим врагам, конечно. К неприятелям того маленького народца, который мужественно встал на защиту родины. Но кто развязал эту войну? Кто начал первым? Вот что интересовало Бара больше всего. Вдруг «враги», у которых он очутился, вовсе не враги? А те, в чьем грузовике он трясся, вовсе не «кроткие овечки»? Но нет, сомненья прочь! От Людей, которые окружают его сейчас, исходит слишком много злобы и желчи. Ошибиться невозможно. Они пришли, чтобы забрать у мирных жителей кров и землю, чтобы лишить их жизни и завладеть их краем.

А что может он, маленький барабанчик? Неужели он спокойно закроет глаза на эти бесчинства?! Решение созрело в нем незамедлительно. В положенный час он вывернется наизнанку.

Враги вели себя слишком уж беспечно. Наверное, победа была не за горами. Они пели развязные песни и хохотали так, что палатка, в которой лежал Бар, дрожала, словно лист на осеннем ветру.

«Нет, — думал Бар, — надо дождаться ночи. Ночью здесь будет тихо, и я смогу собраться с духом».

«Хорошо бы, в лагере оказался их предводитель, — мечтал он, — тот, кто заварил всю эту кашу. Ох, какую бы я службу тогда сослужил тем, другим Людям…»

Он не мог видеть, как закатилось за лес багряное солнце, зато уханье сов различал вполне отчетливо. Враги еще долго гомонили, жгли хворост и хлебали пиво. Оно выплескивалось из кружек прямо в костер, и тот недовольно шипел. Наконец все разбрелись по своим палаткам. Человеку, который забрался в палатку Бара, долго не удавалось заснуть. Бар внушал ему, что спать рядом с музыкальными инструментами небезопасно, и добился-таки своего. Человек пинком вышиб его из палатки — на самую середину поляны. А Бару того и нужно было.

«Ну, сейчас я им устрою веселенькую жизнь», — злорадно подумал он.

Такого грохота, какой раздался посреди ночи, солдаты лагеря прежде никогда не слышали.

«И уж больше не услышат», — обязательно добавил бы Бар. Этот «раскат грома» он извлек из себя самостоятельно, чем очень гордился. Так оглушительно не взрывалась ни одна бомба. И ни одна ракета, ни один реактивный самолет не стартовали с таким шумом.

Враги были побеждены. Они выскочили из своих палаток, как ошпаренные, и до зари носились потом по лагерю, натыкаясь на предметы и друг на друга. Среди них действительно оказался предводитель армии. Он кричал какие-то приказы, но его приказов не слышали. Ему тоже что-то кричали, но он не мог разобрать, что именно. Бар положил все силы на то, чтобы оглушить этих людей.

«Сворачивайте лагерь, и чтобы духу вашего здесь не было!» — мысленно приказал он, и уж этот приказ поняли все до единого.

А Пин тем временем бороздил морские просторы. Сперва морские, потом океанские. Директор театра поддался на «уговоры» и отправил Пина в Северную Америку, к своей престарелой родственнице, пока не нагрянуло лихо.

«Становится всё проще и проще, — думал Пин, стоя в пароходной каюте. — Убедить директора было раз плюнуть. А уж убедить какую-то старушенцию — это даже не раз плюнуть, а раз чихнуть».

Редкие счастливцы на пароходе избежали последствий качки. Лайнер проделал уже добрую половину пути, и все живые существа на нем, включая корабельных крыс и палубных кошек, ждали берега, как ждут избавления. Раза два начинался шторм, но не проходило и пяти минут, как небо светлело, а океан из бурлящего котла превращался в тихую заводь. Казалось, кто-то невидимый замахивался, но никак не решался нанести удар по одиноко плывущему судну.

Пин ужасно волновался за Бара. Как он там, на войне? Не погиб ли? Не попал ли в плен? Хотя кому в этом странном мире понадобится брать в плен барабан?

Девушка, которая играла на Пине вчера вечером, исполняла какую-то песню об исполнении желаний. «Достаточно лишь захотеть, — пела она. — И твои желания сбудутся». У нее был приятный, мелодичный голос, и Пин с удовольствием взял бы ее в страну Музыкальных Инструментов, если бы она только согласилась.

«Верь, — напевала она, — и твои желания сбудутся».

«Хотеть и верить, — подумал Пин. — Но я и так хочу, чтобы Бар очутился здесь, на корабле. Остается лишь второе. Немного усилий, вот сейчас…».

Он честно пытался поверить, что Бар свалится с неба прямиком на палубу. Но ему помешал кот. Люди зазевались, и кот проник в каюту этаким махровым привидением. Спрятался под кроватью, а когда все ушли, вылез, потягиваясь и зевая. У него была серая короткая шерсть, и лежала она какими-то странными завитками, как если бы над котом тщательно поработали парикмахеры. Звали его Мраком — и было за что. Он любил извозиться в саже, а потом забраться в камбуз и набезобразничать там. Бедняга кок! Он уже давно мечтал сварить из Мрака суп.

— Мрр-мяу, — сказал Мрак, потершись боком о полированную деку Пина. — Ты не против, если я поточу об тебя когти?

«А почему бы тебе, приятель, не поточить когти, к примеру, вон об ту половицу?» — услужливо предложил Пин.

— Половицы скрипучие-мяу, — капризно заметил кот. — К тому же, они сделаны из грубого дерева. Можно засадить занозу. А ты гла-а-аденький.

Казалось, Пин сдался.

«Ну, точи, коль уж приспичило, — вздохнул он. — Только не обессудь, если я тебя случайно придавлю».