Сон в зимнюю ночь - [26]

– Если не мочь ничего другое!.. – бросила она резко.

– Джулис… Джулис… – я глухо ворчал, как гром, замирающий в отдалении. Страх, оковы воспоминаний… Я не видел, но чувствовал, что сострадания в ней не больше, чем во взгляде тигрицы. По-прежнему отказывался покоряться власти…

– Вот… я… Так, да, так!.. – мои глаза покрылись пеленой слёз. Капли появились на бёдрах девушки. Она усмехнулась.

Гнев, как одна из фоновых программ непроверенной системы, взорвал её.

– Не… несильный! Мощи нет. Зачем нужен, НЕМОЩНЫЙ?

Она словно выискивала, где у меня слабое место, и с вывертом всаживала туда иголки слов, которые морозящей тенью раскололи хрустальный барьер, скрывающий древнюю тайну. В голове раздавалось эхом:

– Немощный, немощный!

Всё накопленное в сознании и душе выплеснулось наружу с истеричным сердитым выкриком:

– Прочь!!!

Она, надвинувшись, толкнула моё обмякшее тело. Всхлипнув, я замер. Любовный пыл, точнее, его остатки, иссякли вовсе. Нескончаемый поток возмущения девушки, надевавшей ночную рубашку, превратил меня в крохотное создание, в мучного жучка, притворившегося мёртвым.

Злой очаг красноречия угас, послышались шаги босых ног уходившей по коридору в свою комнату Джулис. Рваными крючковатыми облаками проносились в моей голове отвратительные образы, неприятные ощущения. Я словно через серую воду видел ночной оплетенный янтарной сетью мир. И вот – силы ушли, сознание нырнуло глубоко в темноту.

Утром она не разбудила меня… не пришла.

Перебравшись с пола на матрас, я начал прислушиваться, различил два тихих голоса, скрывавшихся за шорохом дождя.

Между нами появилась безучастность друг к другу. Джулис почти не разговаривала, целиком уйдя в себя. Заказы доносились до моих ушей исключительно с деловыми интонациями.

Соэра, почуяв неладное, заинтересовалась, в чём проблема, и, разобравшись, пришла нам на помощь. Женщина, улучив минуту, отозвала в сторонку мою подружку и пообщалась с ней наедине до тех пор, покуда лицо Джулис не просияло надеждой. Она мне потом пересказала главное:

– Твой приятель не самостоятельный, – диагностировала Соэра меня. – Привык полагаться на матушку, а добрая женщина активно ограждала сыночка-непоседу от неприятностей, и внушила ему, что он, непутёвый, всегда должен слушаться маму. А сыночек и рад: ему так жить легче, когда за него думают и делают. Он всегда ошибался, а мама всегда знала, как лучше. И вправду случалось, как мама говорила. Хорошая мать, но чтобы чувствовать, что живёшь, надо не бояться ошибаться – надо свой опыт. Этому учит папа. Или улица. Или армия. Мальчика надо заставить быть решительным, и тогда он станет самим собой. Знаю способ: «аттракцион». Муж вас направит, я ему напишу. Лейджелила встретите в яхт-клубе… За меня не беспокойся, душка. – Соэра погладила Джулис по прямым волосам, потрепав пальцами за подбородок. – Я найму помощников на любой срок.

– Он от вас без ума.

– Знаю, – тяжело вздохнула Соэра, отрешённо поглядев в окно. – В общем, думай о прекрасном.

– До встречи.

* * *

Прижав учебник русского языка к розоватому переднику, девушка попросила меня заниматься с ней каждый день после работы. Я обрадованно кивнул, надеясь сыскать в здешних местах преподавателя английского, потому что вместо Аракина за первый курс по почте пришёл другой – учебник английского, написанный одним из американских профессоров Гарварда.

* * *

Джулис, пряча хитрые глаза, подгоняла меня:

– Собираться! У нас культурный программа. Не задавать вопрос!

Маленькая яркая птичка зависла над снежно-белым цветком орхидеи. Длинный изогнутый клюв проник в самое сердце цветка. Насытившись нектаром, пёстрая гавайская цветочница прошмыгнула в листву.

* * *

Несносная девчонка, доверчивая и глупая! Опять привязалась к постороннему мужику, и нисколько меня не стесняется.

– Очень мало нам заплатили! – возмутился я вслух, разложив на сиденье четыре стодолларовых купюры веером.

– Потом больше дать, – перестав отвлекать водителя, ответила Джулис. Она притронулась к моей руке подобно рассвету, ласкающему горный гребень.

Вдоль берега речушки, взявшей начало из лесного родника, из-под перьев мшистых папоротников выбивались пурпурные гроздья.

– Го-го, – вдруг повеселел я, заметив знакомый сорняк.

Тонкие унизанные нежно-розовыми цветами ветви клонились к чёрной и мучнистой, как садовый «осенний виноград», земле. Аллея из розового великолепия тянулась далеко, до самого пляжа, изобилующего песочными дюнами, вплотную подходившего к морской синеве.

– Here is your place! – произнёс водитель, выжидающе воззрившись на нас.

– Да, точно, – согласился я, передавая денежку.

Два пальмовых дерева наполовину укутались тенью, падающей от огромного жёлто-красного, точно заржавевшего камня, а верхние ветки их голых крон сияли на солнце. Превратившиеся в бледно-розовые сухие лоскутики, когда-то пушистые листья устилали землю около пальм. Они напоминали утреннюю зарю, или… я помнил свой детский носовой платок – вот такого цвета. Жгучие лучи полуденного солнца золотили свежую листву кофейных кустов, то тут, то там разбросанных по саду вокруг трёхэтажных коттеджей. Аллеи удивительных винных пальм, чьи гроздья ягод свешивались пышными гирляндами до земли, надёжно укрывали морской пейзаж от посторонних взглядов.