Сон в пламени - [26]
Нет, мне это не нравится. Есть слишком много способов рационально объяснить смерть любимого человека. Многие из них хорошо звучат, но ни уодного не хватит силы и убедительности, чтобы вас утешить. Особенно когда видишь, как кто-то курит «его» сигареты, или новый фильм – ты бы о нем поговорил с ним… если бы он был жив.
Незадолго до того, как это случилось, я просматривал поэтический сборник и наткнулся на стихотворение Джона Силкина, озаглавленное «Пространство в воздухе». Последняя его часть тронула меня, и я переписал эти несколько строчек, чтобы дать Марис. Ей тоже понравилось, и она положила листок себе на стол.
Страшна любимых смерть
Как предзнаменованье:
И ты умрешь, Любовь!
Почему я открыл тогда это стихотворение? Почему оно показалось мне «милым», хотя всего лишь говорило о жизни ту холодную правду, которую лучше как можно дольше не пускать в голову? Искусство прекрасно, пока не превращается в реальность или истину. Ките ошибался – прекрасное может быть истиной, но ожившая истина редко оказывается прекрасной.
Ни я, ни Марис не любили Еву Сильвиан. Она была шумной, эгоцентричной, вечно болтающей о себе самой. Ева жила в тени своего мужа, потому что ей нравилось, что ее знают в городе как миссис Николас Сильвиан. Но в то же время она пробивала себе дорогу из этой тени постоянными попытками завладеть разговором и перевести его на истории из своей тусклой жизни. Где-то в глубине души Ева понимала, что самое интересное в ней – это ее муж, но от этого становилась еще крикливее и еще отчаяннее старалась привлечь внимание к своей особе.
В больнице ее было невозможно слушать. После первого визита никому из нас больше не хотелось навещать ее, так как она снова и снова рассказывала об увиденном, о своих чувствах, когда это случилось, о том, что делают с ней врачи… но очень мало о Николасе. И самое страшное – она наконец оказалась в центре внимания и не собиралась ни за что уступать это место.
Но из-за Марис мы навещали Еву каждый день. Марис верила в преемственность: раз эта женщина была женой Николаса, наша обязанность – помогать ей, пока она снова не сможет самостоятельно шагать по жизни. От нас не требовалось быть ее друзьями, надо было лишь на какое-то время продолжить нашу дружбу с человеком, любившим ее.
В своем завещании он изъявил волю быть кремированным, но сначала устроили поминальную службу в его любимом здании в городе – церкви, спроектированной Отто Вагнером на территории Штайнхофа, самого большого в Вене приюта для умалишенных. Так хотел Николас, но я не понимал, это он серьезно или опять шутит. Церковь, типичный образец югендштиля, заполнилась народом. Трогало количество скорбящих, отовсюду съехавшихся попрощаться с ним. Ему бы понравился вид этой толпы.
Николас снимал фильмы о русских стариках, соблазнительных шпионках, глупых туристах, заблудившихся по дороге в Венецию. Некоторые из его картин были так себе, другие – великолепны. Но все эти фильмы были сняты с великой любовью к тем, кого он снимал, и это сквозило во всем. Когда мы выходили из церкви, какая-то старушка в суконном пальто с густым оттакрингским акцентом сказала мужчине рядом:
– Николас Сильвиан знал нас. Вот почему я пришла. Он знал, что у меня в холодильнике, вы понимаете?
Мы отвезли Еву на Центральфридхоф [17], где должна была состояться кремация. Это огромное кладбище, и если не знаешь дороги, здесь можно запросто заблудиться. Ева пошла в крематорий, а мы отправились обратно к машине.
– Что ты думаешь о кремации?
– Ничего хорошего. Где-то я читал, что при кремации душа гибнет. Это меня немного пугает. Я бы хотел, чтобы меня похоронили в простом уютном гробу.
Марис остановилась и взглянула на меня.
– В Вене?
– Не знаю. Мне здесь очень нравится, но какая-то частица меня полагает, что нужно быть похороненным в собственной стране. Если существует жизнь после смерти, там бы я лучше понимал местную речь.
Она обняла меня за шею одной рукой, и мы пошли дальше молча. Подойдя к машине, Марис остановилась и сказала, что хочет побродить тут одна, если я не возражаю. А до дому доберется на трамвае. Я понял ее желание, потому что мне самому тоже хотелось остаться одному. Мы договорились встретиться за ужином, и я уехал, бросив на нее короткий взгляд в зеркало заднего вида. Я ехал домой, она рассматривала надгробья, а Ева ждала, пока ее муж уснет в пламени.
Когда я открыл дверь, в квартире звонил телефон. Бросившись к нему, я чуть не наступил на Орландо, который подошел к двери поздороваться. Я сгреб кота в охапку и подошел к телефону вместе с ним.
– Алло?
– Уокер, это Марис. Тебе нужно вернуться сюда. Ты должен кое на что посмотреть. Ты должен. Это невероятно!
– Прямо сейчас? Я только что ввалился. И действительно больше не хочется никуда ехать, Марис.
– Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Мориц Бенедикт?
– Нет.
– Ну, ладно, я сделаю снимок. У меня с собой «полароид», но это не то же самое. Когда увидишь снимок, то бросишься сюда среди ночи, поверь мне. Можно потом к тебе зайти?
– Конечно. Я, наверное, буду спать, откроешь ключом.
Настоящая печаль или не дает мне спать всю ночь, или, наоборот, валит с ног. На этот раз я смог лишь повесить трубку и, как только добрался до кровати, тут же вырубился, как от удара по голове. Мне приснилось, будто посреди прекрасного пруда Николас сидит голый на алом жеребце двухметровой высоты. Он выглядел вполне счастливым и крикнул мне:
Фрэнни Маккейб, начальник полиции городка Крейнс-Вью, известный читателям по романам «Поцеловать Осиное Гнездо» и «Свадьба палочек», приютил в своем кабинете хромого одноглазого бультерьера.Собака сдохла. Но в могиле оставаться не пожелала.Тут-то все и началось.Выведет ли волшебное разноцветное перо нашего героя из лабиринта фантасмагории?
Впервые на русском — новейший роман одного из самых романтичных писателей современности, «мастера солнечного сюрреализма». Своего рода продолжение — не сюжетное, но тематическое — «Белых яблок» и «Стеклянного супа», новое исследование границы между миром живых и миром мертвых.Бен Гулд поскользнулся в снегу, ударился головой о придорожный бордюр и умер. Но привидение, которому назначено сопроводить его душу в загробный мир, с удивлением обнаруживает, что его подопечный жив. Ангел смерти не понимает, как такое могло произойти, и поручает привидению во всем разобраться.
«Хотелось бы надеяться, столь представительный сборник послужит массовому признанию этого изумительного писателя, давно заслужившего звездный статус» (San Francisco Book Review).Впервые на русском языке – полное собрание рассказов и повестей современного классика Джонатана Кэрролла, которого признавали своим учителем Нил Гейман («Американские боги») и Одри Ниффенеггер («Жена путешественника во времени»). С детским изумлением художника-сюрреалиста он живописует ландшафты наших тайных снов, исследует сокровенные глубины человеческого сердца.
Джонатан Кэрролл — американец, живущий в Вене. Его называют достойным продолжателем традиций, как знаменитого однофамильца, так и Г. Г. Маркеса, и не без изрядной примеси Ричарда Баха. «Страна смеха» — дебютный роман Кэрролла, до сих пор считающийся многими едва ли не вершиной его творчества. Это книга о любви как методе художественного творчества, о лабиринтах наваждения и о прикладной зоолингвистике (говорящих собаках).
Автор многих бестселлеров Сэм Байер находится в творческом кризисе. За вдохновением он приезжает в городок своего детства Крейнс-Вью, где тридцать лет назад нашел в реке труп «местной Маты Хари» Паулины Островой по кличке Осиное Гнездо, – и решает написать о ней документальный роман. В постель и в помощники к нему набивается тезка и однофамилица кинозвезды 1940-х годов Вероники Лейк, имеющая сверхъестественное сходство, как со своим прообразом, так и с Осиным Гнездом. Тем временем трупы вокруг начинают множиться с угрожающей быстротой, заставляя усомниться в официальной версии давних событий...
В жизни Макса Фишера все складывается удачно. Его комикс «Скрепка» пользуется устойчивой популярностью у широкой публики и благосклонностью у высоколобых критиков, его новая любовь Лили отвечает ему взаимностью, а ее десятилетний сын Линкольн души в нем не чает. Но в прошлом, по ту сторону безмолвия, таятся призраки, угрожающие его счастью, рассудку и самой ткани бытия...
Знаменитый архитектор получает необычный заказ — построить в одной из арабских стран музей, посвященный «лучшему другу человека». Все дело в том, что собаки играли мистическую роль в жизни местного царька, не раз спасая ее. Проект музея приходит внезапно — архитектор просто увидел его отражение на стене. Но все идет вкривь и вкось: в стране начинается гражданская война, и здание решено возводить в Австрии. Целая цепь совершенно невероятных событий и происшествий приводит архитектора к тому, что он с ужасом понимает — его заставили строить новую Вавилонскую башню, а истинный заказчик — вовсе не арабский князь…
Лос-Анджелес поделен на множество часовых поясов и отграничен от остальной Америки кольцами пожаров и противопожаров.Рожденный в воспаленном воображении газетного обозревателя фильм-мистификация обретает самостоятельное существование.Каждый месяц флотилия китайских джонок доставляет в город свой таинственный груз.В бетонном кубе по прозванию Бункер снимают порнофильм «Белый шепот».Все это и многое другое высвечивается во вспышке Мнемоскопа – замаскированного под современную монументальную скульптуру оптического прибора, призванного вернуть утраченные воспоминания.
Почему считается, что цыгане умеют предсказывать будущее?Почему на долларовой банкноте изображены пирамида и светящийся глаз?Почему статуя Моисея работы Микеланджело имеет рожки на голове?Потому что современной эпохе предшествовал Эгипет; не Египет, но — Эгипет.Потому что прежде все было не так, как нынче, и властвовали другие законы, а скоро все снова переменится, и забытые боги опять воцарятся в душах и на небесах.Потому что нью-йоркские академические интриги и зигзаги кокаинового дилерства приводят скромного историка Пирса Моффета в американскую глушь, тогда как Джордано Бруно отправляется в странствие длиною в жизнь и ценою в жизнь, а Джон Ди и Эдвард Келли видят ангелов в магическом кристалле.Обо всем этом — в романе «Эгипет» несравненного Джона Краули; первом романе тетралогии, которая называется — «Эгипет».
Синяя Борода слушает Вагнера и увлекается символистами. Кот в сапогах примеряет роль Фигаро. Красная Шапочка зубастее любого волка. Любовь Красавицы обращает зверя в человека, но любовь Чудовища делает из человека зверя.Это — не Шарль Перро. Это — Анджела Картер, удивительная и неповторимая. В своем сборнике рассказов, где невинные сюжеты из Шарля Перро преобразуются в сумрачные страшилки, готические и эротические, писательница добилась ослепительного совершенства...