Сон в летний день - [12]
Рычин уже набрал в легкие воздуха, чтобы гаркнуть что-нибудь подходящее по ситуации, и тут же прикусил язык, как ему показалось — с хрустом: Стефан скользнул вдоль ствола, оттолкнулся от него и пошел по какой-то ветке, которая уходила от дерева в головокружительную пустоту, где поблизости не было уже ни балконов, ни других хвощей. Он шел неторопливо, но каждый такой шаг мог стать уже необратимым. Что же там Темка, неужели не сумел…
Темир вылетел на балкон четвертого этажа, как взъяренный тур, и сразу же увидел командира — неподвижного, с задранной головой.
Зрелище, естественно, было не из успокаивающих.
— Михайла, какого… — заорал он и осекся.
В головокружительной вышине безмятежно покачивался Стефан, пружиня на конце ветки, как на доске трамплина. Руки его были закинуты за голову, лицо поднято вверх, словно подставлено несуществующему солнцу. Вот он качнулся еще раз, потом сильнее, еще сильнее — и, резко оттолкнувшись, взмыл в воздух.
Рычин и Кузюмов недаром были десантниками — ни один из них не вскрикнул. И это спасло Левандовскому жизнь.
Словно опираясь на эту густую, звенящую тишину, тело Стефана зависло ласточкой, потом как-то неестественно медленно пошло вниз, и даже не вниз, а по наклонной, словно скользило по невидимой ледяной горе. Так пингвины любят кататься на брюхе. Скольжение это убыстрялось, но горка становилась вроде бы все более и более пологой, вот где-то на середине высоты Стефан прошел невидимый трамплин — и, описав плавную дугу, он спокойно ушел в высоту, как маленький белый планер, нащупавший струю восходящего воздушного потока.
И снова Темир с командиром, на счастье Левандовского, не издали ни звука. Теперь он парил где-то на высоте десятого этажа, чуть прогнувшись и раскинув руки, как это делают пловцы, отдыхающие на спине. Потом сгруппировался, ухнул вниз сразу метров на пятнадцать, проделав при этом несколько переворотов вперед, задержался как раз напротив Темира и плавными кругами пошел на снижение. Он летел без каких бы то ни было усилий, изредка подгребая кистями рук или меленько семеня босыми ступнями, но делал это явно для полноты ощущения. Последний круг он прошел уже совсем медленно, не выше, чем сантиметрах в шестидесяти над землей, потом вдруг как-то ловко кувырнулся и закатился прямо под новорожденный торчок хвоща, определенно намереваясь доспать свое, свернувшись уютным калачиком.
Рычин рванулся к нему, сгреб в охапку и потащил к двери — надо сказать вовремя, потому что почва под деревцем уже взламывалась, обнажая хищные розоватые корешки. Рычин проволок обвисшее на его руках тело через двойной порог, ухнув, бросил его на пружинящий пластик и всем корпусом навалился на дверь — а то еще заползет следом какая-нибудь нечисть.
Дверь звонко чмокнула, и словно в ответ на этот звук ярко вспыхнули люминаторы.
Что-то деловито загудело, трепетно взвыли какие-то компрессоры здание ожило. Темир, сделавший свое дело, с грохотом катился вниз по винтовой аварийной лесенке.
— Жив? — крикнул он.
Рычин только пожал плечами:
— И даже счастлив. Ты, Темка, не подходи к нему сзади, а то вдруг ему снится, что он — необъезженный мустанг?
— Понятно, — сказал Темир. — Так ты считаешь, что минуту назад он видел себя во сне реактивным лайнером?
— Почему — лайнером? Может быть, воробьем, а может, бумажным самолетиком… Вряд ли Степке могло присниться, что он — горный орел. А вообще пора его будить, зябко тут без одеяла. Э-э, птичка божия, просыпайся, ждут заботы и труды!
— М-м-м… — замотал головой Стефан, — да отстаньте, ребята, чать не на работе…
— Вставай, вставай, первый лунатик космофлота! — тормошил его командир. — Кстати, ты кем себя во сне видел, часом, не шестикрылым серафимом?
— Вот так весь рейс… — бормотал Стеф, поджимая под себя голые ноги и пытаясь прикрыть их рубашкой; ну ни минутки поспать спокойно… друзья-ироды… ну что привязались, каким таким серафимом? Обыкновенным летающим человеком, как и полагается в счастливом сне, — что, сами таким не бывали?
— И вся тут проблема естественной левитации… — потрясенно констатировал командир «Трех богатырей».
— …Тут же вся проблема левитации решается автоматически! буйствовал Рычин.
Полубояринов только хмыкнул и еще глубже ушел в свое кресло.
— Девять десятых своего рабочего времени я вынужден выслушивать подобную бредятину… Уж лучше бы ты зубы заговаривал, Михайла, а то ведь медицина до сих пор бессильна!
— Григорий Матвеевич, да если все десантники овладеют естественной левитацией, то…
— Во сне, что ли? — оборвал его Полубояринов. — Михайла, это неконструктивно.
— Во сне — это только начало, через сон мы подберемся к самому механизму эффекта левитации. Когда Стефан полетел…
— А ты, между прочим, был как раз под ним. Благодарил бы все космические и земные силы, что ему не приснилось, будто он — птеродактиль! Бр-р-р… А если бы он возомнил себя солнечным протуберанцем? Такого ты не допускаешь?
— Я о таком еще в жизни не слыхал, — устало возразил Рычин. — А вот летают поголовно все, включая врожденных кретинов. Значит, эффект левитации для человека естествен, раз память о нем заложена в нашем мозгу генетически. И на дальних планетах…
