Сон над бездной - [31]

Его мать Олеся Михайловна и его красавица-тетка Злата Михайловна появились, как всегда, вместе. Мещерский снова был сражен их видом – Олеся Михайловна облачилась в черное шелковое платье от Шанель, ее сестра надела розовое от Виктор Рольф с умопомрачительным разрезом, открывавшим изящную загорелую спину. На шее Златы посверкивало колье от Тиффани из розовых, в тон платью, бриллиантов. Злата оглядела собравшихся, улыбнулась всем (в том числе и присмиревшим Мещерскому и Кравченко) королевской улыбкой и громко попросила официанта налить ей шампанского.

Шампанское в серебряных ведерках, набитых льдом, было «Дом Периньон». До этого ужина Мещерский пил его… да по пальцам случаи можно было сосчитать! А красное «Мутон-Ротшильд» урожая 77-го года, которое подавали к горячему, вообще не пробовал никогда.

Последними появились Андрей Богданович Лесюк, Елена Андреевна и… тут произошла маленькая заминка, все примолкли… и в сопровождении чешки-медсестры и Анджея на террасу, шаркая ногами, однако довольно уверенно вышел Петр Петрович Шагарин. Он один из всех проигнорировал вечерний дресс-код. На нем поверх пижамы был по-прежнему все тот же черно-желтый полосатый халат. Мещерскому вспомнилась сцена из какого-то фильма – там светское общество, собравшееся на бал, стало свидетелем такой вот эксцентричной выходки пьяного миллиардера. Шагарин тоже был миллиардер, судя по публикациям в «Форбс», но пьяным его не видел никто и никогда. Лесюк усадил его во главе стола, сам сел по левую руку от Елены Андреевны, украсившей по случаю ужина свою шею, как и Злата, бриллиантовым колье.

Свечи потрескивали в бронзовых шандалах. Огоньки их, дробясь, отражались в хрустале. Неслышно скользили официанты. Меню ужина было напрочь лишено какого-то местного украинско-карпатского колорита. Кравченко потом признался Мещерскому, что без традиционного модного «сала» весь этот банкет себе не представлял. Но главного украинского бренда в меню не было – заменой служило жаркое из дикого кабана под виноградным соусом. Дамам, сохранявшим фигуру, подавали филе какой-то неведомой рыбы – «монаха» – со шпинатом, сморчками и соусом из лобстера (Мещерский так и не решился все это попробовать). Стойким товарищам, в числе которых оказались Шерлинг, Богдан и Кравченко, подали так называемый «татарский бифштекс».

Петру Петровичу Шагарину по специальному заказу подали легкий суп-пюре из кролика. Он не касался его. Когда сидевшему рядом с ним Шерлингу принесли татарский бифштекс – сырой рубленый свежайший фарш с луком и специями, сочащийся розовым соком, – он тихо спросил:

– Вкусно?

– Очень. Я люблю, ты тоже когда-то любил, помнишь? – ответил Шерлинг.

– Я помню, – Петр Петрович кивнул, показал на розовый сок сырого свежайшего татарского шедевра. – Кровь?

– Петя, дорогой, мы собрались здесь все по одному-единственному поводу, – зычно объявил Андрей Богданович, поднимаясь с бокалом шампанского в руках. – Мы рады твоему выздоровлению. Мы приветствуем жизнь в твоем лице. Жизнь как счастье и великое благо. Пью за тебя, дорогой, любый ты наш, за то, что мы снова вместе, пью за… – он неожиданно всхлипнул. – Вот так живешь-живешь, потом вдруг… Одно тебе скажу, благодари жену свою. Первый на этом свете друг-товарищ она тебе, раз уж такими испытаниями, как жизнь и смерть, ваша любовь проверена.

Все сдержанно зашумели. Шампанское пенилось в бокалах, звенел хрусталь.

– …Его уже хотели хоронить, Ленка не дала, грудью встала, представляешь? – услышал Мещерский – это шепотом сказала Олеся Михайловна Злате.

– Не встала бы, была б сейчас его наследницей всего движимого и недвижимого, – усмехнулась та.

– Что ты такое несешь? Прекрати.

– Особенно после всего того, что между ними было.

– А что между ними было? Что ты врешь, ничего ты не знаешь.

– Я отлично все знаю.

– Ну да, с моих слов!

– Ну, так уж и с твоих!

– Пью за твое здоровье, Петр, – а это громко, звонко произнесла с того конца стола уже Лидия Антоновна Шерлинг. – Я рада, я безмерно рада, что ты здесь с нами, что ты живой. – Под взглядом своего мужа Павла Арсеньевича она медленно поднялась, обошла стол, приблизилась к Петру Петровичу.– Живи долго-долго, – сказала она. – И не забывай тех, кто тебя любит. Не забывай нас.

Шагарин смотрел мимо ее лица на огоньки свечей. Лидия Антоновна залпом выпила шампанское.

– Маша даст свой первый концерт в твою честь, – объявила она. – Верно, Маша? Она это мне обещала.

Официанты переменили тарелки. Лесюк вызвал повара, объявив, что «Айзек Кампинский сам родом из Нью-Йорка, до этого работал в лучших парижских ресторанах, но буквально влюбился в Украину». Повар Айзек – крохотного роста, смуглый, раскосый, улыбчивый – парадно представил свой очередной кулинарный хит – десерт «Гетман Мазепа», грушевое фламбе в портвейне с земляничным муссом.

– Машка, а ты классно похорошела, – услышал Кравченко, сидевший на «молодежном конце стола». Это сказал Маше Шерлинг Богдан. – Все хотел тебе позвонить.

– Так сильно был занят? – спросила Маша.

– Да нет, – Богдан ослепительно улыбнулся. – Так как-то все. А ты вообще как жила-то все это время?