Сомневайся во всем - [79]

Я не прибавлю здесь ничего ни о фигурах, ни о том, как из бесконечного их разнообразия вытекают бесчисленные видоизменения движения, тем более что все обнаружится само собой, когда наступит время повести о том речь; я предполагаю, что мои читатели уже знают основы геометрии или по крайней мере обладают умом, способным понимать математические доказательства. Я прямо заявляю, что мне неизвестна иная материя телесных вещей, как только всячески делимая, могущая иметь различную фигуру и движимая различным образом, иначе говоря, та, которую геометры называют величиной и принимают за объект своих доказательств; я ничего в этой материи не рассматриваю, кроме ее деления, фигур и движений; и наконец, ничего не сочту достоверным относительно нее, что не будет выведено с очевидностью, равняющейся математическому доказательству. И так как этим путем, как обнаружится из последующего, могут быть объяснены все явления природы, то, мне думается, не следует в физике принимать других начал, кроме вышеизложенных, да и нет оснований желать их.

Декарт полагает, что надежное знание можно получить только теоретически на основе ясных предпосылок ума, и поэтому строит систему физики на произвольных теоретических допущениях, которым придает математический вид. С позиции современной науки многие его утверждения представляются произвольными, например, идея кругооборота невидимого вещества, которое тут же заполняет место, освобождаемое движущейся вещью, или объяснение твердости тела на основе допущения силы, удерживающей его части в покое. В современной науке чисто умозрительные объяснения, которые не подтверждаются экспериментально, недопустимы. Однако Декарт полагает, что знание, дедуктивно выведенное из ясных предпосылок познания и интуиции ума, является достоверным, даже если противоречит эмпирическому опыту. Ведь этот опыт зависит от бесчисленного количества неучтенных случайных факторов, в то время как знание, полученное интуицией ума и дедукцией, носит необходимый и достоверный характер. Позиция Декарта является переходной от науки старой средневековой к современной. С одной стороны, он обосновывает знание на умозрительных принципах, с другой — развивает новые революционные идеи, например, о бесконечности мира и вращении Земли, и формирует математическую символику современного типа.

Третья часть

О видимом мире

1. Нельзя переоценить Божьи творения

Отбросив все некогда нами принятое на веру без достаточного рассмотрения, нам ныне надлежит — поскольку чистый разум пролил свет, необходимый для открытия некоторых начал материальных вещей, и представил их нам с очевидностью, не допускающей сомнений в их истинности, — нам надлежит сделать попытку из одних этих начал вывести объяснение всех явлений природы, иначе говоря, действий, встречающихся в природе и воспринимаемых нами посредством чувств. Начать нужно с явлений наиболее общих, от которых зависят все прочие, именно с заслуживающего восхищения строения видимого мира. Чтобы избежать заблуждений касательно этого предмета, нам, на мой взгляд, следует тщательно придерживаться двух правил. Первое из них то, чтобы, непрестанно обращая наш взор на бесконечное могущество и благость Божью, мы не боялись впасть в заблуждение, представляя себе Его творения слишком великими, слишком прекрасными и совершенными, и что, напротив, мы заблуждаемся, предполагая для них границы или какие-либо пределы, о коих не имеем достоверных знаний.

Заложив основы науки о физическом мире, Декарт переходит к выведению методом дедукции знания о видимом мире, начиная с самых общих явлений. Он намерен привести понимание мира в соответствие с идеей бесконечного могущества Бога, которая предполагает красоту и совершенство творения. Однако Декарт — человек новой эпохи, поэтому совершенство усматривает не в ограниченности мировой формы, а напротив, в отсутствии у мира ограниченности или пределов.

2. Стараться постичь цель, поставленную Богом при сотворении мира, значило бы чересчур полагаться на наши силы

Второе таково: нам надлежит постоянно иметь в виду, что наши умственные способности весьма посредственны и что нам не следует чересчур полагаться на себя; так, по-видимому, и было бы, если бы мы пожелали измыслить для универсума какие-либо пределы, не будучи в том убеждены Божественным откровением или хотя бы очевиднейшими естественными причинами. Это означало бы, что мы полагаем, будто наша мысль способна вообразить нечто свыше того предела, докуда простиралось могущество Бога при сотворении мира; еще более мы погрешим, если вообразим, будто все сотворено Им ради нас одних, или если даже будем полагать, что силой нашего духа могут быть постигнуты цели, для которых Бог создал мир.

Несмотря на то, что человеческий ум дает ясное и надежное знание, его возможности ограничены для понимания безграничного замысла Бога. Человеческая мысль имеет предел, а могущество Бога, которым сотворен мир, предела не имеет.

3. В каком смысле можно сказать, что Бог все вещи сотворил для человека

Хотя с точки зрения нравственной мысль о том, что все создано Богом ради нас, и благочестива и добра (так как она еще более побуждает нас любить Бога и воздавать Ему хвалу за Его благодеяния), хотя в известном смысле это и верно, поскольку нет в мироздании ничего, что не могло бы нам так или иначе послужить (хотя бы для упражнения нашего ума и для того, чтобы воздавать хвалу Богу при созерцании Его творений), — тем не менее никоим образом не вероятно, чтобы все вещи были созданы ради нас и чтобы при сотворении их Бог не имел никакой иной цели. И было бы, как мне кажется, дерзко выдвигать такой взгляд при обсуждении вопросов физики, ибо мы не можем сомневаться, что существует или некогда существовало и уже давно перестало существовать бесконечное число вещей, каких ни один человек никогда не видел и не познавал и какие никому не доставляли никакой пользы.