Сомневайся во всем - [62]

Душа связана с телом, и на этот факт указывают внутрителесные чувства — боль, усталость и т. д. Однако все эти чувства существуют не в самом теле человека, а в его уме. Основание признавать тело реальным точно такое же, как и основание признавать реальным мир окружающих вещей: это уверенность в том, что Бог вложил в нас адекватные реальности познавательные способности.

3. Наши чувства не раскрывают природу вещей, а лишь показывают нам, чем они могут быть для нас полезны или вредны

Для нас достаточно будет заметить, что все воспринимаемое посредством чувств относится только к тесному союзу человеческого тела с душой, что хотя они обычно сообщают нам, в чем внешне тела могут быть для нас полезны или вредны, однако только изредка и случайно наши чувства раскрывают нам, какова природа этих тел. Рассуждая таким образом, мы без труда отбросим все предвзятые суждения, основанные на одних наших чувствах, и станем прибегать только к рассудку, потому что в нем одном естественно заложены первичные понятия, или идеи, представляющие собой как бы зародыши постижимых для нас истин.

Декарт — последовательный рационалист, поэтому считает, что знание, получаемое через органы ощущений, не только ненадежно, но и не способно раскрыть природу вещей. На основе знаний органов чувств мы можем лишь судить, насколько они полезны. Для понимания их природы необходимо обратиться к помощи рассудка.

4. Не тяжесть, не твердость, не цвет и т. п. составляют природу тела, а одна только протяженность

Поступая так, мы убедимся, что природа материи, или тела, рассматриваемого вообще, состоит не в том, что оно — вещь твердая, весомая, окрашенная или каким-либо иным образом воздействующая на наши чувства, но лишь в том, что оно — субстанция, протяженная в длину, ширину и глубину. Ибо о твердости мы знаем посредством прикосновения лишь то, что частицы твердых тел оказывают сопротивление движению нашей руки, наталкивающейся на них. Если бы всякий раз с приближением наших рук к телу частицы последнего отступали с той же скоростью, с какой приближаются наши руки, мы, разумеется, никогда не ощущали бы твердости; но, однако, нет никакого основания полагать, чтобы тела, которые могли бы отодвигаться подобным образом, лишены были того, что делает их телами. Отсюда следует, что их природа заключается не в твердости, какую мы иногда ощущаем по их поводу, или в весе, теплоте и прочих подобного рода качествах, ибо, рассматривая любое тело, мы вправе думать, что оно само по себе не обладает ни одним из этих качеств, но тем не менее постигаем ясно и отчетливо, что оно обладает всем, благодаря чему оно — тело, если только оно имеет протяженность в длину, ширину и глубину. Отсюда также следует, что для своего существования тело в указанных выше качествах нисколько не нуждается и что природа его состоит лишь в том, что оно — обладающая протяженностью субстанция.

Дальнейшее развитие науки подтвердило эту идею Декарта, хотя и совершенно в другом контексте понимания. Все наши представления о физической природе мира с эпохи Декарта радикально изменились. Мы сталкиваемся с таким многообразием форм материи, что становится трудно найти какой-то общий признак, который всегда позволял бы отличить материю от идеального бытия, за исключением одного — она всегда дана в пространственных измерениях. С позиции современной науки любая форма материи (вещество, поле, волна…) описывается в измерениях пространства-времени. Верно и обратное — все, что не описывается в таких измерениях, не может быть отнесено к материи. Более того, на основе понимания структуры пространства в современной физике удается не только описывать пространственное положение физических тел, но и объяснять их физические характеристики.

Однако Декарт пока говорит не о пространстве вообще, а о протяженности как неотъемлемой характеристике всякого тела.

5. Эта истина затемняется господствующими взглядами на разрежение и пустоту

Для того чтобы истина стала совершенно очевидной, здесь остается прояснить два затруднения. Первое состоит в том, что некоторые, видя вокруг нас тела то более, то менее разреженные, вообразили, будто одно и то же тело имеет большее протяжение тогда, когда оно разрежено, нежели тогда, когда оно сгущено, причем среди них нашлись до того хитроумные, что пожелали различать субстанцию тела от его величины, а саму величину — от протяжения. Второе затруднение основано лишь на ходячем способе рассуждения, будто, говоря о протяжении в длину, ширину и глубину, мы не разумеем наличия там тела, но одно только пространство, и даже пустое пространство; а это последнее, как многие убеждены, есть чистое ничто.

Если протяженность — неотъемлемая характеристика субстанции, то каждая субстанция должна обладать одной и той же протяженностью. Этому, казалось бы, противоречит наблюдение за тем, как расширяются тела в процессе разрежения. Если допустить, что оно увеличивает свою протяженность, то протяженность — изменчивое свойство субстанции. Однако Декарт с этим не согласен. Субстанция не может изменить протяженность, а значит, тела не могут увеличиваться в пространстве. Даже если тело расширяется в процессе разрежения, суммарный размер его частичек не становится больше.