Соловушка НКВД - [291]

Дьяков понял, что имеет дело с распропагандированным большевиками патриотом Советского Союза.

— Что ж, сам ускорил свой конец, — сквозь крепко сжатые зубы процедил Дьяков. — Не буду тратить на тебя пулю, она пригодится в бою. Закопаем живьем и распустим слух, будто укатил в Силезию варить крупповскую сталь, помогать немцам приближать победу. Жена с товарищам тебе этого не простят, проклянут, как в свое время был проклят Иуда. Еще…

Договорить не успел — мозолистые руки бригадира плавильщиков сжали горло. Стало трудно дышать. Все вокруг поплыло, помутнело, потеряло резкость. Сквозь застилающую глаза пелену увидел в дверях полицейского. Собрал последние силы, с хрипом выдавил:

— Стреляй!

Выстрела не услышал. Пальцы на шее ослабли. Сбросил с себя обмякшее тело металлурга. Встал, шатаясь, на ставшие ватными ноги.

«Не поспей помощь, дал бы дуба… Спасителя щедро отблагодарю — молод, выглядит неоперившимся птенцом…»

Когда отдышался, окончательно пришел в себя, спросил:

— Сколько стукнуло лет?

— Восемнадцать, — был ответ.

— В полицию поступил прямо со школьной скамьи?

— Так точно. После окончания юнкерского училища имени Великого князя Михаила Михайловича.

Дьяков не скрыл удивления.

— Кто такой?

— Внук императора Николая Первого, муж внучки Пушкина графини Меренберг де Торби. Перед отъездом сюда успел положить цветы на его могилу на кладбище в Ривьере.

— Каким ветром занесло во Францию?

— Родители эмигранты. Отец штабс-капитан Добровольческой армии, между прочим, в девятнадцатом служил в Царицыне.

— Граф, князь?

— Почетный дворянин. Преклонный возраст, болезни не позволили папá принять участие в освобождении России, благословил меня сделать это за него.

— Участвовал в сражениях?

— Пока не привелось.

— Стрелял только на полигоне и в тире?

— По живой цели сейчас впервые.

Юноша все больше нравился Дьякову.

— Пойдешь ко мне адъютантом?

Молодой полицейский помялся.

— Благодарю за лестное предложение, но желаю отомстить в бою поработившим родину, вынудившим родителей покинуть родные места, жить под чужими небесами. Надеюсь перейти в комплектуемые атаманом Красновым армии.

«Ни разу еще не брился, — отметил Дьяков. — На губах не высохло молоко матери, не вкусил все прелести жизни. Жаль, если погибнет в свои молодые годы. Таким, горячо любящим Отчизну, ненавидящим большевиков предстоит заново строить Россию под протекторатом Германии. Необстрелянный, не нюхавший пороха, а не растерялся. Другого на его месте после первого в жизни убийства вывернуло бы наизнанку, а он спокоен, словно это для него плевое, привычное дело».

26

Мюффке успокоил:

— Задание простое. Под вашим контролем свободные от патрулирования должны приступить к сбору у населения теплых вещей. Армии вскоре станут необходимы меховые тулупы, валенки, шерстяные носки, шапки-ушанки, все это поможет пережить вторую в России зиму с морозами, метелями, снегопадами, не отморозить конечности, не получить воспаление легких и остаться в строю.

«Шестая остается зимовать в Сталинграде, — понял Дьяков. — Планы изменились, наступление отменяется, точнее, откладывается».

Мюффке продолжал:

— У жителей возникнет справедливый вопрос: «Зачем нужна теплая одежда?». Ваши люди ответят, что собранное отправят на Север. Пусть советская разведка доложит в Кремль, что верховное командование Германии готовит наступление на Мурманск, планирует взятие Кольского района, Архангельска, Вологды и перебросит туда остатки своих войск.

— Дезинформируем противника? — уточнил Дьяков.

Мюффке похвалил.

— Приятно иметь дело с сообразительным собеседником.

Дьякову стало ясно, что мечты по пути к Москве прогуляться по Саратову, Куйбышеву, Ярославлю рухнули.

«Посмел назвать задание легким, будто выполнить его раз плюнуть. Но как и, главное, где отыскать теплую одежду, если на пожарах под развалинами вместе с хозяевами домашней утвари, скарба погибли и носильные вещи, а оставшиеся в живых жители тщательно прячут зимнюю одежду?»

Позже узнал, что на складах в Миллерово, Тормосино, Песковатки скопилось много утепленных шинелей, гетр, подшлемников, перчаток. Доставить это по воздуху (вместе с боеприпасами, продуктами питания) в оказавшийся в плотном кольце окружения Сталинград не позволяли советская авиация, обстрел из зенитных орудий. Большинство транспортных самолетов не долетали до места назначения, были сбиты, или сбрасываемые тюки попадали в руки противника.

По приказу Дьякова полицейские обошли уцелевшие дома, землянки с требованием сдать зимнюю одежду. При ответах, что такой нет, проводили тщательные обыски. Вскоре одну комнату в управлении почти до потолка заполнили полушубки, дохи, тулупы, подшитые ребристой резиной валенки, заодно прихваченные платки, носки из козьего пуха. На осторожный вопрос Дьякова к Мюффке, отчего необходимые в морозы суконные брюки, кальсоны, шарфы, зимние каски не поступают из Германии, начальник полиции получил ответ:

— В Третьем рейхе, как и во всей Европе, иная, в отличие от России, ширина железнодорожной колеи, немецкие поезда не пройдут к Волге.

Дьяков знакомился с описью конфискованного и понимал, что докладывать о выполнении приказа рано. Закурил сигарету «Юнгрунд» (табак заменяли пропитанные никотином листья капусты), вспомнил махорку, которую выдавали зекам за выполнение плана рубки леса.