Соло для пистолета с оркестром - [14]

— Торопишься? У тебя дела? — невесело, в тон его мыслям, спросила Юлия. В ее взгляде мелькнуло что-то похожее на сожаление.

«Не может быть, — подумал он. — Не хочет, чтобы я уходил. Значит, поговорить с кем-то ей хочется. Но собака…»

Он вновь испугался, что начнет заикаться. И позорно сбежал. Юлия Шумова удерживать его не стала…

…Глазов ехал в автобусе и вспоминал историю своей женитьбы. Светлана была студенткой, а он только начинал работать в розыске. Молодой, самоуверенный болван. Показалось, что это любовь неземная, с первого взгляда, и он сразу же бухнул предложение почти незнакомой девушке, и все серьезные отношения с ней перенес на после свадьбы. Дальше поцелуев дело не зашло и, как потом выяснилось, зря. Она оказалась уже не девственницей.

Это было первое открытие. Не трагедия, ибо он сам был не девственником, но обида. Могла бы и сказать. С другой стороны, мог бы и спросить. Во-вторых, выяснилось, что у Дмитрия с женой совершенно разные интересы. И это не трагедия, потому что лучше всего уживаются в браке именно противоположности. Но это при условии, если каждая сторона ценит те качества в другой половине, которых не хватает ей самой, и стремится их перенять. Светлана же считала себя идеальной, а мужа недотепой. Ежедневно на него давила, пилила, переделывая под себя. Дмитрий, как джентльмен и настоящий мужчина, уступал. Жене не изменял, с друзьями по выходным не болтался, денег от получки не утаивал. Но все равно ничего не получалось.

«А хорошо, что у нас нет детей», — подумал он, выходя из автобуса. Это уже было предательство.

…Дома Светлана все так же смотрела телевизор. На столе стоял букет цветов.

— Откуда? — равнодушно спросил Дмитрий.

— Мужчина подарил.

— Хорошо, что не женщина. Я бы насторожился.

Ревности он не почувствовал, ибо рыльце и у самого было в пушку, а Светка, похоже, разозлилась. Он вытащил из кармана деньги и отдал жене три стодолларовые купюры со словами:

— Надеюсь, теперь меня будут хотя бы кормить.

— Глазов, откуда? — сразу встрепенулась она.

— Сколько раз просил не называть меня по фамилии?!

— Ладно, ладно, Димуля, прелесть моя… Жена защебетала, засуетилась. Полетела на кухню, достала из заначки марочное вино. Бутылка была початой, отчего Глазов заподозрил, что Светлана тайком от него прикладывается к спиртному. Ее поведение было ему противно. Воспитывает, значит. Муж принес деньги! Все как в лучших домах! Вот ведьма!

Но вино он пил, а потом предательски спал с ней, ибо был допущен к телу. Но сегодня ему хотелось женщину, и, в конце концов, он честно это заработал. Любовь получилась паршивая, то есть фальшивая. Глазов чувствовал, что Светка притворяется. Спрашивается, за каким чертом ей это нужно, изображать страсть?

Этих женщин невозможно понять. И думает при этом, что самая умная! Так кто кого обманул?

…На следующий день он вплотную занялся писателем Акимом Шевалье. Пришлось навести справки через Аркашу Мельникова. Узнав, что Шумова заявление заберет, тот охотно оказал услугу и попросил о встрече. Глазов понял: не случайно. Мельников просто так ничего не делает.

Первым делом Дмитрий выяснил, где сейчас находится мать Акима Шевалье и что стало с семьей писателя. Ведь он был женат, имел ребенка. Оказалось, что его единственная дочь живет с бабушкой в хорошей трехкомнатной квартире, купленной еще при жизни писателя. Ни Маргарита Эдуардовна, ни Зоечка Шевалье в деньгах не нуждались. Писателя охотно переиздавали, ибо он теперь считался классиком жанра. Да и на счету в банке после его смерти кое-что было. Кто бы сомневался! Глазов решил представиться корреспондентом. Авось повезет. Удостоверения у него теперь не было, да и не часто откровенничают с сотрудниками милиции, увы! Это он знал по горькому опыту.

Итак, «корреспондент» Дмитрий Глазов отправился на задание. Кроме мамы писателя и его тринадцатилетней дочери, в квартире находилась женщина средних лет, которая и открыла Глазову дверь. Он оценил ее как домработницу, или помощницу по хозяйству, как анонсируют нынче в. газетных объявлениях подобный род услуг. «Приглашаю помощницу по хозяйству…» Матери Акима Шевалье повезло. Ее домработница выглядела достойно.

Оглядевшись в прихожей, Дмитрий представился и сказал, по какому делу пришел. Мол, собирает материал для большой газетной статьи. О нем тут же доложили, и надменная пожилая дама в платье, похожем на халат, но со старинной брошью, украсившей ворот, выплыла из большой комнаты. Она улыбалась со всей сердечностью, но Глазов неожиданно почувствовал, что мерзнет.

На даме был сиреневый парик, а на ее носу красовалась огромная бородавка. Тронув ее указательным пальцем, дама сладко пропела:

— Ах, как я рада, уважаемый, что моего сына еще помнят! Я всегда говорила ему: Аким, ты должен писать. Работать целыми днями, непременно работать, и когда-нибудь тебя оценят по достоинству и поймут. Я хочу с вами проконсультироваться, уважаемый. Дело в том, — она таинственно понизила голос, — дело в том, что я пишу книгу о своем сыне. Уже несколько лет. Воспоминания. И мне просто необходима консультация специалиста, человека, так сказать, определенного уровня начитанности. Прошу вас в зал.