Солнечный удар - [58]

— Да что вы нам тут рассказываете? Простите, не вы ли сами учили нас не доверяться фактам и сохранять по отношению к ним присущую нам свежесть и, как вы выразились, девственность? Ладно. Дальше вы говорите о будущих случаях. Но ведь ни один случай полностью не сводится к другому, тем более предшествующему. К тому же наибольшая вероятность или почти необходимость еще не являются необходимостью, скорее они составляют ее полную противоположность. И, наконец, возьмем хотя бы первый случай. Спрашивается: как в идеале соотносится с ним второй случай? Свободно ли это соотношение, свободны ли мы в отношении второго случая? Я хочу сказать, что наше мнение могло быть определено и обусловлено уж после первого случая, в силу того представления, которое мы о нем составили. Так что вопрос о необходимости второго случая неизбежно оказался бы спорным, и мы никогда не сумели бы доказать его правомерность. И это только по поводу второго случая. Что же тогда говорить о третьем, четвертом и так далее?

— Ну, да, да, а они все же тем временем умирают.

— А что, если это происходит потому, что они убеждены в необходимости умереть? При такой убежденности, возможно, и с нами случилось бы нечто подобное. Вы только посмотрите, до чего я додумался!

— Что я вам говорил?

— Да не-ет… Не мешало бы им набраться смелости и заявить раз и навсегда: «Тем хуже для фактов», — вот что они должны сказать. Однако продолжим. Значит, так: они умирают. Или только думают, что умирают?

— А разве это не одно и то же? По крайней мере, для наших рассуждений о том понятии, которое мы пытаемся определить. Скажу больше: если бы они только верили, а на самом деле не умирали, будь то для них хуже или лучше, в конечном счете это дало бы нам преимущество a fortiori[52], если так можно выразиться. Впрочем, все это не так просто, как кажется. Вот скажите, например, допускаете ли вы существование иных естественных законов? Или иных миров, где царили бы иные, отличные от наших, законы?

— В вашем вопросе столько оговорок… не говоря уже о том, что сформулирован он довольно небрежно, так как законов, которые бы управляли нами, не существует. В данном случае мы управляем законами, после того как сами же их и устанавливаем. Законы — это наше истолкование… Но даже если предположить более правильную формулировку вашего вопроса и постараться вникнуть в его суть, ответ у нас будет один: решительное нет.

— Значит, нет?

— А откуда, собственно говоря, взяться этим другим законам? Если мысль отречется от единства, все полетит в тартарары. Наше толкование… может быть лишь однозначно и едино.

— Молодцы, молодцы, отлично усвоили уроки… других учителей. Однако осмелюсь вам заметить, что дважды вы не закончили одну и ту же фразу: «Наше толкование…» Так чего же?

— Вселенной, всего.

— То есть чего-то вне нас?

— Он, видно, полагал застать нас врасплох этим вопросом.

— Разумеется, чего-то вне нас. Иначе термин «истолкование» да и любой другой, схожий с ним, оказались бы совершенно не к месту, а слово «мысль» потеряло бы всякий смысл. Короче говоря, истолковать самого себя невозможно, так как для этого пришлось бы использовать какую-то часть себя, то есть принять за истолкованное то, что еще нужно истолковать, или же ограничиться лишь частичным истолкованием.

— Превосходно, теперь уже вы твердите как по заученному, правда, у вас это получается побойчее!

— Все это имеет отношение к тому, о чем я собираюсь вас спросить, и в какой-то мере предваряет мой очередной вопрос: ну, а существование, хотя бы видимое, других законов вы можете допустить?

— М-м, это да, главное, чтобы они сводились…

— Конечно, конечно. Значит, можно считать, что смерть — это одна из множества вероятных видимостей?

— Опять вы со своими словесными пируэтами! Получается, что мы только зря пыхтели над всем этим… а над чем, собственно? Так смерть — это видимость или понятие?

— Еще одна хитроумная уловка!

— Тогда можно сказать, что это видимое понятие или понятийная видимость, а можно и так: понятие как видимость и видимость как понятие.

— Да здравствует ясность, а главное, да здравствует решение вопроса! И как прикажете нам все это понимать?

— Именно так, как вы поняли.

— То есть никак.

— Нет, нет, вот уже полчаса, как вы говорите о смерти, а это значит, что мне удалось дать вам о ней представление.

— Не обольщайтесь. До тех пор, пока мы не дошли до четкого определения…

— Оставьте в покое определения: здесь для нас они все равно невозможны. Не следует забывать, что речь идет или шла не о смерти в строгом смысле этого слова. Я лишь пытаюсь или пытался представить вам ее в качестве их идеи или… антиидеи. Иными словами, для вас, для нас смерть всегда останется понятием, даже если она не является или не являлась им сама по себе.

— Очередной трюк! Одни слова!

— Трюком скорее нужно назвать логику, за которую вы пытаетесь ухватиться.

— Как же вы нам ее представите, если сами не знаете, что это такое? С другой стороны, понятие тоже может и должно быть определено.

— Вы хотите сказать, представил. Бросьте, бросьте, что такое смерть, вы теперь уже более или менее знаете. Что есть смерть, знают все.