Солнечный круг - [21]

— А вот мы сейчас посмотрим, кто там озорует по ночам, добрым людям спать не дает…

Я беру удилище и сразу чувствую резкие рывки в стороны.

— Понятно, — говорю, — пожалуйте сюда, Окунь Окуневич, — и выбрасываю на берег крупного окуня.

Кеша кинулся к нему и наколол палец.

— Это тебе на пользу. Надо уметь окуней брать, с головы его бери, приглаживай ему плавники… — и показываю, как это надо делать.

На одной из удочек оказалась крупная сорожка. Мы посадили ее вместе с окунем на кукан, обновили насадки и, подживив костер, улеглись рядом на палатке.

Утро подошло незаметно, и тут было не до сна. Кеша беспрерывно вскакивал, смотрел удочки и, возвращаясь, говорил:

— Нет, еще не клюет…

— Подожди, вот сейчас мы подкормим чебаков кашкой. Заклюют…

Я достаю небольшую и плотно завернутую банку с прикормом, развязываю и даю Кеше понюхать.

— На такую кашу все чебаки к нам сбегутся…

Но Кеша улыбается. В самом деле, запах от каши невероятный. Чего только я не намешал в это рыбье кушанье: тут и распаренный овес, и отруби, и крошки черного хлеба, и остатки пшенной каши, и картошка, и толченый льняной жмых, даже корочки голландского сыра я размельчил и бросил в это месиво, пока оно варилось на плите. Старые рыбаки уверяют, что такой прикорм — неотразим.

Вечером я бросил две горсти, как затравку, в то место, где стояли наши удочки, но особых результатов не было видно. Прикорм надо бросать за день — за два. Я этого сделать не мог. Сейчас я решил снова подкормить чебаков.

Меня больше интересовали окуни и щуки, но этих хищников можно взять только на животь да на кусочки чебачьего мяса. Значит, нужны чебаки.

Совсем стало светло. Я рассеваю весь запас рыбьей каши и говорю Кеше:

— Сейчас у нас дело пойдет…

Кеша посмотрел на спокойные поплавки, ничего не сказал и пошел к жерлицам. Он сразу же вернулся оттуда, как мне показалось, бледный.

— Что случилось?

— Одной жерлицы совсем нет, а у другой весь шнур распущен… — словно боясь кого-то напугать, шепотом сообщил Кеша.

— Бери сачок, — говорю я. — Кто-нибудь там сидит, если шнур распущен…

На первую жерлицу щука, по-видимому, попала ночью и настолько умучилась, что без сопротивления пошла к берегу… и попала в сак.

— Вот какие бывают зубатые… — говорю я, выбросив из сака на траву двухкилограммовую щуку. — Эту не пытайся брать в руки, останешься без пальца…

Кеша прыгал от радости и все порывался погладить щуку.

Второе жерличное удилище было далеко от берега. Это моя вина. Я его не воткнул в берег, а положил на куст. Щука, заглотнув живца, легко стянула удилище в воду. Пришлось садиться в лодку. Вторая щука оказалась несколько меньше, но с ней порядком пришлось повозиться, пока она не оказалась в наших руках.

— Итак, Иннокентий Петрович, мы не плохо начинаем наш день… — говорю я, опуская щук в воду на кукане. — Может быть, из-за них и чебак не подходил к удочкам? Ведь эдакие зверюги стоят, разве он осмелится?

— Зверюги… — повторяет Кеша.

— Давай-ка попробуем на черный хлебец с постным маслицем да с анисовыми капельками. От такой закуски ни один чебак не откажется… А чебачки, как видишь, нам нужны, без них щук не поймаешь…

И мы быстро начали заменять червяков на наших удочках катышками из черного пахучего хлеба.

Показалось солнце, и весь мир будто проснулся от сна: громче запели птицы, почти на каждом кусту сидели маленькие певуньи и славили наступивший день; заиграли на поверхности воды рыбки, сверкая серебристой чешуей, а из бора, через озеро, летела пара ворон, и так-то азартно они кричали, что я невольно посмотрел на них, потом на небо. У рыбаков примета: если вороны с утра начинают дружно кричать, — жди дождика. На востоке узкой полоской лежит фиолетовая туча. Неужели будет дождь? А вороны уже летят над нами и надрываются:

— Ка-ар!.. Ка-ар!.. Ка-ар!..

— Чему обрадовались?! — кричу я. — Вот будет дождик, и вы станете «мокрыми воронами»…

Кеша смеется и провожает их нелестным словом:

— Горластые!.. Нам-то дождик не помешает, кричите сколько угодно!..

Солнышко быстро скрылось в тучу, все вдруг потемнело, и тут начался такой клев, что мы с Кешей едва успевали выдергивать чебаков. Пришлось по одной удочке отложить в сторону. Серебристые рыбки, сверкнув в воздухе, быстро переселялись в нашу корзину, спущенную в воду.

Я наживил жерлицы и снова сел рядом с Кешей. У меня появилась надежда, что домой мы вернемся не с пустыми руками. Но неожиданно клев оборвался. Если бы человек имел зрение, позволяющее ему видеть, что происходит в глубине водоема, он знал бы, что делать. Может быть, возле наших удочек затаились прожорливые щуки или подошел косяк окуней и угнал чебаков? Тогда можно было бы принять какое-то решение. Не могли же мы переловить их всех!

Я часто меняю насадки, хлеб заменяю красными червяками, потом распаренным горохом, а результат один и тот же — спят поплавки!

— Давай-ка, друг, займемся приготовлением ухи, — говорю я Кеше, — рыба у нас есть, а потом, может быть, дело поправится…

Кеше не хочется:

— Посидим еще маленько, Михаил Петрович…

Сидим пять, десять минут, и вдруг я слышу: чмок! чмок! чмок!

Совсем рядом, в каких-нибудь десяти шагах, узкая полоска молодого камыша у берега ходуном ходит! Ветра нет, а камыш вздрагивает, качается.