– И мне пора отдохнуть, – присоединилась к нему Розмари. – Завтра у меня тяжелый день.
Свет в ресторане погас, едва за ними закрылась дверь. На темной улице дул сильный ветер.
– Что ж, тогда проводим миссис Маклайн до дому, – предложил Гаррисон.
– В этом нет необходимости, – ответила Розмари.
– Я попросил разрешения у миссис Маклайн проводить ее, Элдред, – подал голос Родни.
– Что ж, тогда мы можем не беспокоиться за вашу безопасность. – Гаррисон поцеловал Розмари руку. Чувствовалось, что во Франции он прожил не один год. – Этот вечер доставил мне безмерное удовольствие, миссис Маклайн. Надеюсь, вы позволите мне вновь увидеться с вами. Я обязательно напишу Берту и поблагодарю его.
Они пожелали друг другу спокойной ночи. Розмари сказала, что хочет немного пройтись, подышать свежим воздухом. Кэррол, Гаррисон и Анна уселись в такси: корпункт Кэррола находился по пути к дому Гаррисона. Такси скрылось за углом, и на темной улочке воцарилась тишина. Розмари позволила Родни взять ее за руку, и они молча зашагали к Елисейским полям.
Холодный воздух кружил Розмари голову. Она крепче оперлась на руку Родни.
– Я думаю, не следует ли нам взять…
– Ш-ш-ш… – Она остановилась в десяти футах от ярких огней бульвара и поцеловала Родни. Чтобы обрести точку опоры. Чтобы остановить вращение земли. Рот его пах спелым виноградом. Он дрожал всем телом, отвечая на поцелуй. Лицо его, несмотря на холодный ветер весенней ночи, оставалось очень теплым, даже горячим.
Они вышли на Елисейские поля. Людской поток выливался из кинотеатра. На гигантском рекламном щите великанша в ночной рубашке целилась из пистолета, размером с добрую пушку, в одетого во фрак мужчину ростом в тридцать футов. Проститутки, по двое в спортивных автомобилях, медленно проезжали вдоль тротуаров, выискивая клиентов. «Будь я мужчиной, я бы их сняла, – подумала Розмари. – Хотя бы раз. Как можно не вкусить плоти Парижа?» Мужчина и Женщина, созданные Им. В этот самый момент в скольких постелях они приникали друг к другу? Гаррисон, лежа на мягком юном теле варшавянки, забывал об ужасах концлагеря. Кэррол, взгромоздившись на одну из фотомоделей, которых фотографировал между командировками на войну, забывал о Вьетнаме. А фотография с надписью «Бог был здесь, но уже ушел» стояла на каминной полке, наблюдая за гимнастикой под одеялом.
Жан-Жак, крепкий парень, опытный любовник, слился воедино с женой, которая не любила кататься на лыжах, в семейном гнездышке неподалеку от авеню Фош, но его уже ждала девушка в Страсбурге и еще одна на горнолыжном курорте, где он собирался провести уик-энд, а потом завернуть в Цюрих, чтобы найти более покладистого психиатра.
Плоть проявляет себя во многих ипостасях, и использовать ее можно по-разному. Ласкать, калечить, обезглавливать, убивать приемом карате на городской улице, заточать в польскую тюрьму. Боготворить и презирать. Защищать и уничтожать. Проникать в матку, чтобы становиться новой плотью («Человек должен делать то, что должен, дорогуша»). Плоть – это Армстид, избитый до смерти в закоулках Ливорно, с накрашенными ногтями и загорелыми ногами. И Берт, предающийся любовным утехам с греческим матросом в захваченных армией Афинах, в комнате с открытым окном и видом на Пантеон. Или плавающий лицом вниз в покрытой нефтяной пленкой бухте Пирея. Плоть – это пахнущий виноградом поцелуй молодого англичанина.
Двое полных, хорошо одетых мужчин вышли из кафе. Они обсуждали процентные ставки государственных облигаций. А завтра они скрестят шпаги в саду под вспышками фотокамер.
Мимо прошел мужчина в тюрбане. Гуркх с лопатой, превращенной в орудие убийства, призванный отомстить за оскорбление. Насилие, везде насилие, и деться от него некуда. По телу Розмари пробежала дрожь.
– Вы замерзли, – констатировал Родни и остановил такси. Они залезли на заднее сиденье. Она прижалась к нему, расстегнула пуговицы рубашки, положила руку на грудь. Мягкая кожа, ни единого волоска. Нежная плоть, не знавшая ни тягот армейской жизни, ни ужасов тюрьмы. Бархатистая белоснежная английская кожа, такая мягкая на ощупь.
– Я не хочу в эту ночь оставаться одна, – прошептала она в темноте.
Легкий, нетребовательный поцелуй. В подогретых вином желаниях парижской ночи растворились и муки прошлого, и неопределенность завтрашнего дня. Даже если Розмари не помнила его имени, расставаться с ним не хотелось.
Они поднялись в ее номер. Ночной портье не посмотрел на них, подавая ключ. Они разделись, не зажигая света. А потом, уже в постели, выяснилось, что у него нет желания овладеть ею. Ему лишь хотелось, чтобы она отшлепала его по голому заду. Она едва подавила смех и во всем пошла ему навстречу. Почему нет? У всех желания разные.
Уходя, уже на заре, он нежно поцеловал ее и спросил, не смогут ли они встретиться за ленчем. Когда он закрыл за собой дверь, она зажгла свет, прошла в ванную, смыла косметику. А потом, стоя перед зеркалом, долго-долго смеялась, не в силах остановиться.
