Старуха срывается с места и, ловко шмыгая между машинами, бежит через улицу. И вот она уже там, напротив, — тащит за руку из сугроба громоздкого, рыхлого мужчину лет тридцати в черном пальто и шапке с опущенными и завязанными под подбородком ушами.
— Чеканутая, никаких нервов не хватит, — тотчас слышится сбоку. К Наталье Петровне подступает толстая Вера Павловна. И Наталья Петровна соглашается с готовностью — да, мол, конечно, при таком движении попасть под машину ничего не стоит, и скользко к тому же, просто ужас какой!
— Гос-споди! Домой поволокла, ноги сушить, — всплескивается Вера Павловна. — Сколько раз я ей: сдай ты его в дом хроников, сдай, ведь ненормальный же, психованный, обуза какая, не телефонный разговор! Врет, будто места нету, я узнавала — есть!
— Оставьте Ольгу в покое! — строго обрывает Веру Павловну высокая в пуховом платке. — Для вас он «психованный», а для нее — ребенок. Не та мать, которая родила, Ольга нянчит Павлика со дня его рождения, в нем — ее жизнь. Не станет Павлика, умрет и она. — Высокая с негодованием поводит горбатым носом и отворачивается.
— А Павлик, он — разве… — Наталья Петровна в ужасе.
— Ага! Идиотик! — радостно подтверждает Вера Павловна. — Сроду такой уродился. Отца нету, мать, говорили, в сорок лет померла от сердца. И помрешь с таким. Их бы сразу… усыплять или как, а Ольга, дура-то, и кормит, и водит, а ведь никто она ему, нянька! У самой пенсия — смех один, жрать нечего… А Лизавете только бы всех учить, училка-змеюга, — шепчет Вера Павловна, — других учит, а с родной дочкой ужиться не может. Ну пря-а-мо! Всю пенсию, сто рублей, внуку отдает дочке назло. Не страх? Портит парня, дочка стервеет, ругается… А и то сказать — «дочка»! Другая дочка хуже любой сучки — не телефонный разговор! Мой-то придурок — тоже… Вот посажу его, я уж знаю, как, продумала, я — такой человек, ума палата… Вся заболела на нервную систему из-за этого сволоча. А хочешь, бери мой коврик? Бери, мне не надо! Ты вот стоишь, а как не продашь свою вещь? Бери, я женщина практичная, у меня еще есть!
Наталья Петровна слушает вполуха, ей хочется рассказать о своем — что жили хорошо, а сын не забывает, приходит каждую неделю… Но подумают: нахалка, не успела прийти, познакомиться… Вот если завтра… А вязаные коврики… Вязать их, скорее всего, дело совсем не сложное. Надо бы попросить Ольгу, пусть покажет, она умеет, наверное. Или Елизавету Григорьевну. И крючок дома есть, в шкафу, в коробке.
…Сейчас бы купить пирожков, да неудобно — на всех денег не хватит, а одна не станешь есть. Домино, конечно, никто не возьмет. Что ж… Надо Ольге его отдать для Павлика, пусть играет.
А солнце здесь, хоть и холодное, но веселое, живое.
«Звезда» — 1989. - N 4.
