Солнце внутри - [5]
Глубоко вздохнув, она выполнила мою просьбу и потерла веки.
– Ты не думай только, что тебе одному тяжело, хорошо? – сказала она уставшим голосом.
– Не думаю, – подтвердил я покорно.
– Нет, серьезно, – вскинула мама голову и сморгнула пару слезинок. – Ты можешь себе представить, каково мне сейчас? Школа, соседи, врачи… Всем надо что-то объяснять. Как будто так сложно хоть раз просто оставить меня в покое!
– Мама…
– Вот! Всем постоянно что-то надо от меня! Эльвира, а что случилось? Эльвира, а где Адам? Эльвира…
– Мама, я застрял, – выдохнул я из-под ночнушки, которую так и не смог стянуть через голову.
– Ой, – спохватилась мама и быстро сдернула ее с меня.
Я опустил руки и почувствовал, что наэлектризованные волосы встали дыбом. Мама посмотрела на меня и наконец улыбнулась более-менее искренне.
– Ты выглядишь как птенец, вывалившийся из гнезда, – посмеялась она и провела ладонью по моей голове.
– Спасибо, – криво улыбнулся я в ответ.
Мама аккуратно сложила больничную ночнушку на коленях и грустно погладила ее.
– Прости, Дася, – проговорила она наконец тихо.
От удивления я перестал дышать. Мама кивнула пару раз сама себе и повторила:
– Прости…
Она явно собиралась продолжить мысль, но не смогла с непривычки. Мне же этого было более чем достаточно. Это было гораздо больше, чем я ожидал. Что было, конечно, не особо сложно, потому что не ожидал я вообще ничего. Но тогда мне показалось, что я стою на пороге какой-то новой жизни. Я готов был броситься маме на шею, зацеловать ее, но сдержали ноющие кости.
– Мир? – осторожно предложила мама.
– Мир! – засиял я.
– Тогда идем домой?
– Идем!
Совместными усилиями мы натянули на меня одежду и собрали немногочисленное имущество с тумбочки.
– Барон! – спохватился вдруг я.
– Что-что? – не поняла мама.
– Моего соседа больше нет!
– А, этот старик, – посмотрела мама на пустующую койку. – Слышала, как медсестры ругались сегодня утром, что он просто взял и пропал ночью. Просто ушел, и все! И как он пробрался мимо охраны?
Будучи немного знакомым с особенностями характера Барона, я нисколько не удивился такому повороту, но тем не менее немного расстроился. Я сам не знал, как представлял наше прощание, но, по крайней мере, мне казалось, что оно должно состояться – в той или иной форме. Я досадливо пожал плечами и перевел взгляд к окну. На подоконнике лежала муха, топорщась сухими лапками вверх. В груди что-то остро сжалось, и в глазах защипало.
– Доктор! – воскликнула вдруг мама и вскочила. – Подождите!
По пути к коридору она коротко обернулась.
– Давай выходи, я стою тут…
И я остался один в палате. Один с мертвой мухой. Я аккуратно спустился с кровати и встал на ватные ноги. До подоконника было всего два шага, но проделать их оказалось нелегко. И дело было не только в моем плачевном состоянии, но и в стене, отталкивающей меня от неподвижного тельца. В той тайне, покрывающей колоколом опустошенное тело. Тайне, физическое присутствие которой разучились ощущать взрослые, но которая видима каждому ребенку. Смерть была страшной и могучей, как черная река. Но то, что в нее нырнула муха, вовсе не означало, что когда-нибудь и мне придется в нее окунуться.
Проткнув тайну пальцем, я коснулся мертвого тельца. Муха была пустая и сухая, как солома. Я поежился и отпрянул. Пора было идти. Я решительно отвернулся от окна и бросил последний взгляд на свою койку. Мятая простыня, сбитая подушка… Я вздрогнул. Из-под подушки выглядывала довольно толстая серебряная цепочка, которой там раньше совершенно точно не было.
Похолодевшими от волнения пальцами я взял ее и вытянул часы. Те самые, которыми Барон гипнотизировал меня накануне. В моих руках они казались более крупными и неуместными, словно прилетевшими сюда из прошедших времен, и только глубокий холод серебра свидетельствовал о том, что они были не галлюцинацией. Я провел большим пальцем по резьбе на крышке и нажал на маленькую кнопочку на верхней стороне. Часы открылись и выплюнули сложенную в несколько раз бумажку, которую я подхватил свободной ладонью. Я уже хотел вновь захлопнуть часы, чтобы поскорее прочитать послание, но тут что-то необычное на циферблате привлекло мой взгляд. Нахмурившись, я поднес часы ближе к лицу. В лучах света засверкали кристаллики пыли, и я чихнул. Шмыгнув носом, я еще раз всмотрелся в циферблат.
Нет, мне не померещилось. Вместо двух или трех стрелок на этих часах было девять. Я быстро пересчитал их несколько раз подряд, чтобы не ошибиться, сам не понимая, почему их точное количество так важно. Девять. Девять. Да, девять. Они были разбросаны более-менее равномерным веером и не двигались. Для верности я поднес их к уху. Часы стояли.
– Адам!
Я вздрогнул и чуть не выронил новообретенное сокровище, но все же сумел удержать часы, поскорее захлопнул их и сунул украдкой в карман вместе с бумажкой. Мама стояла в дверях с нетерпеливо протянутой ко мне рукой.
Судя по ее напряженному тону, разговор с врачом не удался.
– Давай уже! Сколько можно ждать?
Я в последний раз осмотрел палату, повернулся к сухой мухе, чтобы шепнуть прощание, и ступил из больничной пресности в свет.
Новая экстравагантная соседка Лейла Янгуразова, которую злые языки сразу же прозвали Лялькой Кукаразовой, вызвала интерес не только у скучающих домохозяек. Среди двух воюющих отрядов ребят вспыхнула нешуточная борьба за право первыми узнать тайну Ляльки. Причиной тому послужила ошеломляющая находка, попавшая в руки одного из вожаков по прозвищу Воробей. Хрупкий, но отважный мальчишка даже не представляет, какое открытие его ждет впереди!
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.
«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.