Солнце в крови. Том первый - [58]

— Не расстраивайся, — сказал ему Старик. — Этот портфель ты еще получишь. А пока возьми министерство культуры и просвещения.

— Но я никогда этим не занимался, — пробормотал Эвен.

— Так займись, — оборвал Бен-Гурион.

И Эвен занялся новым для себя делом. Он был первым, кто понял, что проблема воспитания относится не только к области педагогики, но и имеет большое социологическое и экономическое значение. Осуществленные им школьные реформы сохраняют свое значение до сих пор.

По его настоянию было создано учебное телевидение. Это он изменил систему преподавания английского языка в израильских школах.

— Наши дети должны знать практический английский, а не зубрить Шекспира, — заявил он, воспитанный на произведениях стратфордского гения.

По инициативе Эвена была созвана первая Реховотская конференция развивающихся стран. Аба Эвен, занимавший пост ректора Научно-исследовательского института имени Вейцмана, лично руководил всей организационной работой. Он понимал, что идет на определенный риск.

Воплощение этой идеи в жизнь стало бы великим делом, но ее провал граничил бы с фиглярством. Золотой середины тут быть не могло.

В Израиль съехались сотни политиков, ученых и бизнесменов из стран Азии, Африки, Южной Америки и Европы. Конференция прошла с огромным успехом. За ней последовала вторая, потом третья. В дальнейшем конференции подобного рода стали регулярно проводиться в Женеве.

Бен-Гурион первым поздравил Эвена с успехом. Страны Третьего мира начинали набирать силу и превращались в реальный противовес великим державам. Молодые государства, недавно освободившиеся от колониального владычества, не имеющие промышленности, испытывавшие острую нехватку научно-технических кадров, с благодарностью принимали израильскую помощь и были готовы платить за нее политической валютой. Связи Израиля со странами Черного континента стали крепнуть. После Реховотской конференции Израиль посетили главы нескольких десятков африканских государств.

И не будучи министром иностранных дел, Эвен сумел поднять политический престиж Израиля.

С 1967 по 1974 годы Аба Эвен был хозяином МИДа. Он отличался точностью оценок самых запутанных международных событий и способностью выделять факторы, кажущиеся малозначительными, но определяющими в конечном итоге глобальную политическую стратегию.

В 1974 году Ицхак Рабин, ставший премьер-министром, отнял у Эвена министерский портфель. У этих людей взаимная антипатия началась с момента, когда они впервые увидели друг друга. В своей автобиографической книге «Послужной список» Рабин писал: «Целых семь лет занимал Аба Эвен пост министра иностранных дел и за это время доказал, что он способен лишь разъяснять чужие концепции. Самостоятельным политическим мышлением этот человек не обладает». Эвен дочитал книгу Рабина до половины и бросил, сухо отметив, что она может представлять интерес лишь для психиатра.

На фатальных для блока Маарах выборах 1977 года Эвен значился вторым в предвыборном списке своей партии. После выборов и он, и Шимон Перес, и Ицхак Рабин оказались без министерских портфелей, без министерств и без власти.

Аба Эвен, конечно, не остался без работы. Помните про 7000 долларов, которые он получал за лекцию? Но его политическая карьера кончилась, хоть он этого и не понимал. Отстраивая ряды деморализованной партии, Перес вступил в блок с Рабином, а там, где властвовал этот дуумвират, Эвену не было места.

Зато популярный американский беллетрист Роберт Сент-Джон написал его биографию. Эвену эта книга очень понравилась, хотя апологией ее и не назовешь.

«Он блестящ, и в то же время ограничен, — писал Сент-Джон. — От его доброты веет холодом. Его уважают, но не любят. С ним соглашаются, не понимая его. Эвен — индивидуалист. Круг его друзей ограничен. Он любит не слушать, а говорить. Любой диалог с ним сразу же превращается в монолог. Эвен убежден, что все сказанное им гораздо важнее того, что он мог бы услышать».

— Ну и пусть он меня критикует, — сказал Эвен. — Все равно я горд тем, что Сент-Джон написал всего три биографии: Насера, Бен-Гуриона и мою.

Дороги, которые он выбирает

Эйзер Вейцман

Он так и не стал премьер-министром, старый мушкетер, совершивший переход Хаджи-Мурата в стан идеологических противников, дважды изменивший политические реалии в государстве, человек не возглавлявший правительства, а создававший их.

Зато он стал седьмым президентом Израиля.

Полководец без армии, политический лидер без партии, он все же занял высший пост в государстве. Но, как известно, пост этот имеет чисто символическое значение.

Он сам создал свой образ, получивший законченную форму много лет назад и с тех пор воспринимавшийся всей страной как нечто само собой разумеющееся. Все знали его как светского льва. Длинное и тонкое лицо его с коротко подстриженными усиками напоминало знаменитого капитана мушкетеров.

Журналисты обожали брать у него интервью из-за язвительных и точных реплик, подобных ударам шпаги. Его остроумие, своей утонченной изысканностью напоминавшее восточную кухню, не каждому приходилось по вкусу. Люди, привыкшие ждать от него какой-нибудь хохмы, не воспринимали его серьезно, даже когда он говорил о проблемах исключительной важности. И никто не задумывался над тем, что этот кажущийся легкомысленным человек почти сорок лет был на первых ролях в военной и политической жизни Израиля.