Солнце село в полдень - [3]

И хотя Э-Чи ничего не понял из сказанного, он все же был уверен, что Великий Хас не желает ему зла.

С такими глазами нельзя сердиться из-за убитого лима.

Поэтому Э-Чи спросил:

- Ты простил меня, Великий Хас? Ты не сердишься!..

Услышав его слова, Хас замолчал. Склонив набок красивую голову, он вслушивался в сочетания звуков человеческой речи, затем быстро что-то сказал диковинному зверю, лежащему у его ног. Зверь стал увеличиваться в размерах и менять свой цвет от ярко-красного до темно-фиолетового.

В вигваме Великого Хаса потух свет. Э-Чи увидел, как засветилась дальняя стена. По ней побежали линии, окружности, треугольники, квадраты. Сплетаясь, они, казалось, плясали свой особенный охотничий танец.

Неожиданно Э-Чи увидел ночное небо со знакомыми рисунками созвездий. Он увидел, как от ребенка, сидящего за спиной у сквау, отделилась светящаяся точка. Словно охотник, отыскивающий след, она блуждала среди многочисленных мерцающих звезд. Около одной звезды точка остановилась. Звезда начала увеличиваться и превратилась в Солнце. Только оно было не таким, каким его обычно привык видеть Э-Чи. Ослепительно яркое и косматое, оно повисло в необычно черном небе. Вокруг Солнца кружили маленькие шарики.

Точка подлетела к третьему от Солнца шарику, и он начал расти. Он увеличивался на глазах, надвигаясь прямо на Э-Чи.

Э-Чи увидел горы, леса, реки, только все было маленьким, как будто он смотрел на них с вершин самой высокой скалы.

Стены вигвама заволок туман. Когда туман рассеялся, Э-Чи узнал знакомое плоскогорье. На нем стоял блестящий большой шар, а поодаль, рядом с полуразделанной тушей лима, лежал сам Э-Чи с разбитой окровавленной головой. Э-Чи увидел, как к нему подбирается страшное животное с шевелящимися иглами, и в страхе закрыл глаза руками.

Когда он открыл их, то увидел себя лежащим на белом возвышении в вигваме Великого Охотника. Склонившись над его головой, Хас сверкающими палочками разрезал ее.

"Вот он гнев, Великого Хаса! - подумал Э-Чи.- Он отрезал у меня голову".

Э-Чи поднял вверх руки и начал лихорадочно ощупывать себя. Нос, глаза, уши, да и сама голова были на месте.

Успокоившись, Э-Чи взглянул на стену. Там он увидел сияющий камень. От камня шли лучи. Один луч протянулся к шару. Стоящий на плоскогорье блестящий шар подпрыгнул и взлетел в небо. Но две черты перечеркнули камень, и шар вновь опустился на землю.

В темноте взволнованный голос Хаса вновь и вновь повторял вопрос.

Э-Чи не понимал, о чем спрашивает Великий Хас. Ему просто понравилось, как прыгает вверх-вниз огненный шар. Э-Чи весело рассмеялся...

Тогда стало темно. Звонко прозвучал приказ Великого Охотника. Э-Чи почувствовал, что поднимается вверх, летит куда-то. От блаженного состояния полета закрывались глаза.

Когда Э-Чи открыл их, то обнаружил, что лежит на том самом месте, где застиг его гнев Хаса. Вскочив на ноги, он увидел вдали блестящий шар, к которому удалялось существо, так похожее на дикобраза.

Тогда Э-Чи встал на колени и запел.

Он благодарил Великого Охотника за то, что тот отпустил его живым, он обещал класть на жертвенный камень все лакомые куски своей добычи.

Закончив песню, Э-Чи подобрал лук и стрелы, взвалил на спину убитого лима и отправился домой...

Небо посинело и стало черным, когда директор Научно-исследовательского института антропологии сложил в ящик стола бумаги. Проходя безлюдным полутемным коридором, Иван Михайлович увидел, как через щель одной из дверей пробивается и ложится на пол узкая полоска света. Директор приоткрыл дверь.

Ну, конечно, опять Костюк! Кто еще может допоздна засиживаться в институте.

Старший антрополог Александр Костюк что-то упорно рассматривал в лупу.

- Напрасно мучаешься над этим черепом, Саша,- сказал Иван Михайлович,рабочий день давно закончен, пора домой.

Костюк разогнул затекшую спину, потер поясницу и, взглянув на директора утомленными красными глазами, сказал:

- Просто не укладывается в голове, чтобы две тысячи четыреста лет назад у перуанских индейцев мог существовать такой высокий уровень медицины! Ты только посмотри, Миша, на это правильное квадратное отверстие.

С каким искусством произведена трепанация черепа! Даже сейчас немногим нашим хирургам удалось бы ее сделать лучше.

- В свое время я тоже ломал голову над этим черепом,- сказал директор, задумчиво трогая пальцем продетый в глазницу инвентарный номер,- и ничего. Одни гипотезы, догадки. А наука признает только факты...

Если бы только этот череп однажды заговорил, он рассказал бы одну из интереснейших историй... Но он молчит и хранит свою тайну.