Солнце над Бабатагом - [27]
Взводный Сачков сидел на бугорке чьей-то безыменной могилки и, подкладывая щепку под чайник, тихим дискантом тянул песенку, выученную им еще во время службы в драгунском полку:
Огненные блики ходили по его старому, в морщинах, с подвитыми усами лицу.
Вокруг костра колебались в прозрачном сумраке ночи угловатые тени бойцов.
— Чай да сахар, товарищ взводный! — сказал Латыпов бодрым голосом, появляясь из мглы с уздечкой в руке.
— Садись. Кувырни чашечку, ежели сахар есть, — радушно произнес взводный. Как всегда, он был в прекрасном расположении духа.
— А вот у меня кишмиш, — предложил Барсуков, подошедший на голоса. Он присел на корточки и развернул мешочек с кишмишом.
— Давай, давай, с кишмишом можно и по две чашечки выпить. — Сачков взял вскипевший чайник и налил кипятку в железную кружку. — А ну, у кого есть — подставляй.
— А мне можно, товарищ взводный? — спросил молодой боец Гришин.
— Пей! Всем хватит… А ты что, заболел? — Сачков пытливо посмотрел на молодого бойца. — Что тебя скрючило?
— Что-то мне голову ломит.
— Голову?.. А ты хину принимал? — спросил Сачков.
Гришин молчал.
— Лякпом! Лякпом! — крикнул Сачков.
— А? — отозвался басом Кузьмич. Он лежал на спине в канавке между могилами, выставив свой толстый живот.
— Ты Гришину хину давал?
— Факт. Всем давал.
— А ты ее принял? — Сачков недоверчиво смотрел на бойца. — Ну, чего молчишь? Говори!
— Горькая она, товарищ взводный…
— Ну как вы, ей-богу, не понимаете?! — рассердился Сачков. — Как ребята малые. За всем надо смотреть… Иди, иди сейчас же к лякпому, возьми вторую порцию.
А потом чаю напьешься и хорошенько укройся. Возьми мот мою шинель. Мне и так жарко… Постой, — остановил он бойца. — Смотри, сколько могилок. Оренбургские казачки. А почему лежат? Потому, что хину не принимали. И ты тоже хочешь туды? — Он ткнул пальцем в землю. — Ну, понял? Ступай!..
Сказав это, Сачков тут же решил с завтрашнего дня сам присутствовать при раздаче хинина.
— Слушай, Латыпов, — сказал Барсуков, — чтой-то в Речице на смотру товарищ Буденный какого-то кавказца поминал? Кто он такой?
— Это он за Мишу Казачка поминал, — вспомнил Сачков, — Прозвище такое. А фамилия ему была Гудушаури. Вот был боец! Добрый. А в бою первой отчаянности человек. Старый. Годов пятьдесят.
— Больше, товарищ взводный, — сказал Латыпов.
— А может, больше. Я не считал… Он, как война кончилась, в бессрочный уволился.
— А потом, как Куцыбо ездил в отпуск, встретил его. Он в Пятигорске на работу устроился, — подхватил Латыпов. — Ему, как непьющему, поручили заведовать винным магазином.
— Каким там магазином — духаном! — вставил Сачков.
— Ну не знаю, как там оно правильно называется, — продолжал Латыпов. — Так Миша по своей доброте воспылал к беспризорникам. Стал наставлять их на правильный путь. Кого на работу, кого на ученье, кого в детский дом. Так беспризорники за ним толпой ходили.
— А тут несчастье случилось, — не вытерпел Сачков.
— Погодите, взводный, я доскажу. Да, тут действительно нехорошо получилось. Один беспризорник свистнул у Миши всю выручку. Ну Миша, конечно, в полное остервенение пришел.
— Известно. Кавказец. Горячий человек, — опять вставил Сачков.
— А надо сказать, что Миша, как с фронта пришел, так все свое оружие под прилавок убрал. Ведь у него прямо склад был: винтовка, шашка, обрез, два пистолета и ручных гранат сколько-то. Вот он хватил пистолет и пустился за вором. На весь Пятигорск пальбу открыл! Ну, конечно, милиция. Куда деваться? Пришлось Мише в свой погребок отступать. Бочку к дверям подкатил, оружие на прилавок выложил. Попробуй возьми! Милиция ему кричит: «Миша, сдавайся!» А он: «Нет, — говорит, — только одному Буденному сдамся!» В общем, в полную отчаянность пришел. И, конечно, плохо бы кончилось, если б не один человек, бывший военком эскадрона связи Первой Конной армии. Фамилию его забыл. Он вынул белый платок, ну вроде как парламентер, подходит к духану и говорит: «Миша, ты меня знаешь?» Тот выглянул, посмотрел. «Знаю», — говорит. «А мне сдашься?» «Сдамся!»… Вот так и кончилось.
— Ну и как же, судили его? — спросил Барсуков.
— Нет. Старый человек. Да и раньше очень хорошим себя показал. Только оружие отобрали. Ну и с Пятигорском пришлось расстаться. Уехал к себе.
Из тьмы появилась высокая фигура Харламова.
— Ребята, чего это вы тут полуночничаете? — заговорил он. — А ну, давай живо спать! Завтра выступаем в четыре часа. Стало быть, по холодку. Пока не жарко. Ложитесь!
Выступив на рассвете из Каттакургана, Ладыгин вел эскадрон быстрым маршем, чтобы засветло достичь кишлака Ак-Тюбе, а главное, поскорее уйти в горы, где, как говорили, малярия была не так страшна, как в долине. За эту ночь в эскадроне заболело семь человек. Всех пришлось оставить в тыловой части полка.
Стоял удушающий зной.
Эскадрон двигался по залитой солнцем долине. Справа от дороги зеленели сады. За ними, в глубине, виднелись предгорья. Слева простиралось ровное поле с тянувшимися вдоль арыков длинными рядами серебристых тополей. Раскаленный воздух дрожал и струился, и казалось, что и неровная кайма дальних гор тоже струится и вот-вот поднимется в ярко-синее небо.
Роман участника гражданской войны, прошедшего в рядах Первой Конной армии путь от рядового бойца до командира полка. В романе описано зарождение Первой Конной в 1918 году и ее боевые действия.
Известный в своё время захватывающий роман советского автора о войне. О стойкости и самоотверженности, о честности и невзгодах, о смелости и о хитрости. В книге фигурируют Сталин, Троцкий, Будённый, Ворошилов.
О жизни одного из ближайших сподвижников даря Ивана Грозного, видного государственного деятеля XVI–XVII вв. Б. Я. Бельского рассказывает новый роман писателя-историка Г. Ананьева.
Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.
Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.
Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.
«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.