Солнце над Бабатагом - [17]

— Ну что ж, добре, Степан Петрович, назначь двух человек. Кто у нас хорошие плотники?

— Климов, трубач. Ну, еще Латыпов.

— Вот их и пошли. Только имей в виду, что скоро нам самим плотники понадобятся. Комиссар полка говорил — школу будем строить.

— Слушаюсь, товарищ комэска. Ничего, у Овражного мы, стало быть, быстро управимся. — Харламов уверенно качнул чубатой головой. — А вот и Латыпов идет!

По улице медленно, шел плечистый боец. Видимо негодуя на что-то, он жестикулировал и ругался вполголоса.

— Латыпов! — позвал Иван Ильич.

Боец подошел.

— Чего ворчишь? Или чем не доволен? — спросил командир эскадрона, пытливо всматриваясь в его рябоватое лицо с чуть косящими глазами.

— А как же, товарищ комэск! — заговорил Латыпов с досадой. — Хозяин такой канительный попался, что, значит…

— Постой, погоди, — перебил Харламов, — ты же сам хвалился, что у тебя хозяйка очень даже хорошая.

— Так то хозяйка, товарищ старшина! У ней дочка тифом заболела. Лекпом Кузьмич, значит, меня с квартиры согнал. Куда податься? Квартиры все заняты. Только у мельника свободно. У него никто не становится. Потому как вредный человек. Вот я, значит, к нему. С утра дверь ему у амбара поправил. Оглоблю к бричке приладил. Гляжу — время к обеду. Я в хату — и сел за стол в переднем углу.

— Так! — усмехнулся Ладыгин. — Правильную позицию занял!

— Ну да, как полагается… Сижу, значит, жду, когда обед подадут, а он паразит, за стол не садится: ждет, покуда я смоюсь. Мучил меня часа два. Потом, видно, ему самому муторно стало: велел хозяйке подавать. Так только и пообедал.

— Все-таки пересидел ты его, — сказал, смеясь, Иван Ильич.

— Только что пересидел, товарищ комэск! А что, если каждый день так пересиживать? И вовсе время не хватит! А вдруг тревога?

— Переходи до меня на квартиру, — предложил Харламов, глядя на Латыпова с легкой улыбкой в пышных усах.

— А не стесню? — спросил Латыпов.

— Ничего. В тесноте, да не в обиде, — сказал Харламов, поднимаясь во весь свой внушительный рост. — Я вам покуда не нужен, товарищ комэск? — спросил он Ладыгина.

— Нет. Идите.

Отпустив Харламова, Иван Ильич поднялся с решением пройтись по расположению эскадрона.

Вихров, молодой командир, помощник Ладыгина, сидел за столом и писал письмо. Он писал, а сам то и дело поглядывал на стоявшую перед ним фотографию девушки, которой, пожалуй, нельзя было дать и восемнадцати лет. Светлые локоны сбегали на ее высокую грудь с висевшим посреди медальоном на тонкой цепочке. В глазах ее было столько ласки, что даже на фотографии они, казалось, излучали сияние. Девушка улыбалась нежной улыбкой, обнажавшей сверкающие белизной ровные зубы…

Вихров так увлекся письмом, что не услышал шагов за спиной.

— Все пишешь? — весело спросил знакомый голос.

Вихров оглянулся. Иван Ильич с улыбкой смотрел на него.

— Постой, постой, — продолжал он, переводя глаза на фотографию. — Это кто такая? Знакомое лицо… Фу ты! Никак Саша?! — узнал он, просияв.

Иван Ильич взял стул, присел и принялся внимательно рассматривать фотокарточку. Он хорошо помнил, как Сашенька, еще в двадцатом году спасенная ими из махновского плена, выходила тяжелораненого Вихрова. «Да, пожалуй, только благодаря ей и остался живой, — подумал Ладыгин. — Добре. Сердечная девушка». Потом, при выходе из-под Львова, на польском фронте, она была тяжело ранена и эвакуирована в тыл. С тех пор больше никто из них не видел ее.

— Ну, что она пишет хорошего? — спросил Иван Ильич, бережно поставив фотографию на место и вглядываясь в красивое лицо Вихроза, обрамленное вьющимися каштановыми волосами. — Пишет, что пока на старом месте, в Бородине, школой заведует.

— Добре… А ведь тебе в отпуск скоро? К ней, что ли, поедешь?

— К ней.

— Женишься?

Вихров пожал плечами.

— А сколько тебе лет? — спросил Ладыгин, ветретившись взглядом с синими глазами Вихрова.

— Двадцать.

Иван Ильич потрогал усы.

— Рано! Рано обзаводиться семьей! Вам еще обоим учиться надо. Теперь все пути открыты. Ты ведь серьезный человек, Алексей.

— Да нет, я еще ничего не решил, — сказал Вихров. — Вот съезжу — поговорим, посоветуемся. А там видно будет.

Вошедший посыльный с пакетом из штаба бригады избавил его от не совсем приятного объяснения.

Вскрыв пакет, Вихров недовольно поморщился.

— Опять дежурить по гарнизону!.. Следовательно, мне не придется вечером участвовать в репетиции. Жаль. — Вихров спрятал фотографию, поднялся с лавки и стал собираться.

— Не пойму, почему тебя так часто назначают? — удивился Иван Ильич. — Ведь недавно дежурил. Разве народу нет?

— Следовательно, кто-то заболел, — решил Вихров. Он прицепил шашку и, крепко надвинув фуражку, вместе с Ладыгиным вышел на улицу.

Здесь они расстались. Вихров пошел заступать на дежурство, а Ладыгин направился в эскадронную канцелярию. Он уже подходил к ней, когда его чуть не сшиб с ног выбежавший из-за угла маленький курносый боец.

— Ты что, Барсуков, с цепи сорвался?! — спросил сердито Ладыгин, невольно попятившись. — Смотри, на тебе лица нет! Что еще такое случилось?

— Товарищ Буденный едет! — выпалил Барсуков срывающимся от волнения голосом.

— Откуда ты взял? — сказал Иван Ильич, чувствуя, что волнение бойца невольно передалось и ему.