Солнце и тень - [3]

Что же говорится в лекциях Кэйса о явлении осознаваемого сна и говорится ли о нем вообще? Как минимум в двух случаях Кэйса попросили истолковать осознаваемые сновидения. В ответ на один вопрос (195-51) он дал толкование сна, ничего не сказав об осознаваемом состоянии сновидца. Истолковывая же второй сон — на этот раз свой собственный, — он заявил, что это переживание было видением, «которое нельзя назвать сном» (294-94). В этот сне Кэйс видел себя — он читал лекцию своей бабушке. Она снова была жива, но находилась в морге и была вся оплетена побегами вьющихся растений. У Кэйса возникло чувство, что прежде, чем начать лекцию, нужно убрать вьющиеся плети. Когда он сделал это, появились какие-то собаки, которых тоже нужно было убрать из помещения. Кэйс рассказывает, что начав гоняться за собаками, он «понял, что все это сон и как его истолковать. Сон означал, что мы ... позволяем своей работе идти к чертям собачьим...». В лекции, где говорится об этом сне, мы встречаем дополнительный вывод, что данное сновидение «не является результатом взаимодействия тела/сознательного ума [эго] с ментальным телом [бессознательное]». Это загадочное утверждение к тому же неоднозначно и оставляет широкий простор для построения более сложной теории.

При всем при том лекции Кэйса вносят более ценный вклад в исследование теории осознаваемых сновидений, нежели просто признание их значимости. Они задают необходимую философскую предпосылку, или парадигму, используя которую можно понять, что осознаваемое сновидение — не больше не меньше, как сокровенный путь к просветлению и мистическому единству, «йога сновидений», если воспользоваться терминологией тибетского буддизма (12). Несмотря на то, что в последнее время осознаваемое сновидение было признано некоторыми специалистами по экспериментальному исследованию сновидений в качестве их важной разновидности, отличной от обыкновенных снов, а некоторыми психотерапевтами — в качестве способа исцеляющей встречи со своим внутренним «я», осознаваемые сны несут в себе гораздо больше, чем кажется, или, точнее, больше, чем способны вместить рамки, в которые их ставят.

Каковы же выдвигаемые в лекциях Кэйса философские предпосылки, которые дают основание рассматривать осознаваемое сновидение как мистическое переживание? Во-первых, в лекциях говорится, что высшее достояние души — удел, которого всем нам в конечном итоге суждено достичь — это осознание своего единства с Богом. Он высказал эту мысль как парадокс, утверждающий, что при таком слиянии личность сохраняется:

Именно с этой целью Он и пришел на землю — чтобы мы, одушевленные существа, смогли осознать себя как самих себя и в то же время как единое целое с Ним... (3003-1).

Утверждая, что единство с Богом — удел каждой души, лекции Кэйса отходят от традиционного иудейско-христианского мышления (в противоположность некоторым мистическим сектам, существующим в русле этих религий). Как правило, и христиане, и иудеи считали, что гармония с отдельным от человека Богом — высочайший тип отношений, на который мы можем надеяться. Пример тому — Моисей, получивший от Бога Десять Заповедей. Хотя мы можем надеяться заключить с Богом союз, на этом наши отношения с ним заканчиваются. Бог продолжает оставаться на горной вершине, и только Его заповеди входят в нашу жизнь.

По сути, лекции Кэйса продолжают путь эволюции души за тот предел, на котором, по утверждению иудейско-христианских религий, он заканчивается. Кен Уилбер, специалист в области трансперсональной психологии, выражает согласие с этой мыслью, утверждая, что развитие христианства в том виде, как его обычно практикуют, было затруднено и ограничено [40]. По мнению Уилбера, оно не приемлет главного учения Иисуса: что единение с Богом обещано нам всем как конечная цель. Хотя Иисус «не считал воровством» объединение себя с Богом и утверждал: «Я и Отец едины» (за что и погиб), мы привыкли думать, что максимум, чего мы можем ожидать от отношений с Богом — это заключить некий с добрым, но совершенно отдельным от себя божеством.

В противоположность этому, некоторые (но не все) восточные учения возводят постижение единства с Богом в ранг вершины человеческой эволюции. Проявляя с ними единодушие, великие мистики Запада понимали, что всем нам обещано единство, а не просто союз. Тем не менее, разные источники — от тибетского буддизма до лекций Кэйса — сходятся в том, что такое единство есть состояние, в котором у искателя сохраняется чувство индивидуальности. Искатель не просто растворяется в бессознательном единстве, но сохраняет обостренное чувство осознания самого себя. Подобным же образом, осознаваемое сновидение представляет собой обостренное состояние осознаваемости, при котором сохраняются индивидуальность и ответственность.

Лекции Кэйса не только открывают более широкие возможности для признания и поощрения устремленности отдельных людей к мистическому переживанию и конечному единению с Богом они активно призывают нас осознать то постоянно пополняемое досье, которое мы сами создаем своими мыслями и поступками, и взять ответственность за него на себя. Наряду с прочим, это предполагает завершение незаконченных дел, начатых в прошлых существованиях. И еще это предполагает необходимость понять, что наш ум постоянно творит текущую реальность, поскольку такое понимание дает возможность с большей ответственностью участвовать в творческом процессе здесь и сейчас.