Солнце и луна, лед и снег - [40]

Под этой повседневной одеждой обнаружилось самое худшее. Завернутый в муслин, там лежал свадебный бюнад,[5] ни разу не надёванный. Роскошный наряд, ничуть не похожий на тяжелые бархатные юбки и усыпанные жемчугом лифы тролльских платьев. Черную шерстяную юбку бюнада украшала по подолу широкая вышивка красными, синими, зелеными и желтыми полосами. На красном жилете спереди снизу доверху шли серебряные пуговицы, а белая рубашка была из тончайшей газовой ткани. Нашлась там даже пара серебряных сережек и круглая брошь со свисающими медальонами. Также имелись белые чулки и пара черных туфель с пряжками, слишком жестких — их явно никогда не надевали.

Ласси села на пол посреди гардеробной и разрыдалась над этими туфлями. Какая-то другая девушка прибыла сюда, в этот холодный ледяной дворец, уже видя себя невестой. Но что сталось с ней? Она умерла? Пыталась бежать через снежную равнину? Или зачахла от тоски по родным? Или просто исчезла однажды, как Эразм?

Взяв в руки повседневный жилет, ласси заметила один-единственный длинный волос, приставший к его шерстяной спинке. Волос был светлый, почти белый, но, когда она поднесла его к свету, замерцал золотом.

Ласси старательно намотала волос на одну из пуговиц на свадебном бюнаде, чтобы не потерялся. Всхлипывания перешли в икоту, и Ролло начал слизывать слезы с ее лица.

— Это же просто одежда, — проворчал он в замешательстве.

— Как ты не понимаешь! Какую-то другую девушку привезли сюда, и она покинула это место без вещей. Это значит, что она… мертва… или еще что-то. — По щекам ласси хлынул новый поток слез. — Мне кажется… это Това, о которой писал Ханс Петер.

Ролло обнюхал одежду. Над бюнадом он только головой покачал: тот был слишком новый и не пах ничем, разве что шерстью и — еле уловимо — сотворившими его руками. Повседневную одежду он обнюхал более тщательно.

— Она была человеком, — доложил волк. — И редкостной чистюлей. Любила землянику и книги. И Ханса Петера. И она не умерла в этой одежде.

— Ты уверен?

Ролло снова обнюхал сорочку и кивнул:

— Они пахнут исбьорном, но не нашим. И Хансом Петером. По крайней мере, этот предмет, — он ткнул носом в сорочку, — хотя и почти неощутимо.

Ласси схватила сорочку и обнюхала ее как следует сама, но ничего не учуяла. Ну, то есть она уловила аромат сушеных цветов из гардероба и кожи ранца, но это все. Ни земляники, ни книг, ни Ханса Петера.

— Твой нос не настолько чувствителен, — напомнил ей Ролло с еле заметным оттенком самодовольства.

— Это Товины вещи, — с уверенностью произнесла ласси. — Когда Ханс Петер жил здесь, с ним была красивая девушка по имени Това, и они очень любили друг друга.

— Даже я не в силах все это учуять, — заметил Ролло.

— Но я это чувствую, — настаивала ласси. — Думаю, это она вышила синие узоры на парке Ханса Петера. Красная часть содержит какое-то заклятие, и Това изменила его. Интересно, что случилось с ней и с их исбьорном, — закончила она, смахнув со щеки последнюю слезу.

— Их исбьорном?

— Ты сказал, пахнет белым медведем, но не нашим.

— Да-а. — Но теперь голос Ролло звучал не так уверенно, как прежде. — На самом деле в этих запахах ужасная путаница. То нюхнешь — исбьорн, а в следующий миг — Ханс Петер. И привкус тролля тоже.

— Тоже? — Ласси снова поднесла сорочку к носу, но запах не давался ей. — Что это значит? — Руки у нее слегка дрожали. — Что тролли с ней сделали? Что им нужно от… — Она хотела сказать «меня», но в последний миг изменила слова, не в силах даже озвучить собственный страх. — От моего исбьорна?

— Не знаю, — откликнулся Ролло, — но, по-моему, нам следует прислушаться к совету Ханса Петера. Ждать, соблюдать осторожность и вернуться домой.

— Но разве ты не хочешь помочь?

— Вряд ли мы можем помочь, — возразил Ролло. — По-моему, мы только хуже делаем. А когда этот год кончится, наверное, Ханс Петер расскажет нам, что приключилось с ним. И с этой девушкой. — Он поддел носом бюнад. — По-моему, ей мама помогала шить, — добавил он, отвернулся и чихнул. — Тот, кто делал швы на этой юбке, любил розовую воду и свежевыкопанную картошку.

Ласси долго сидела в разоренной гардеробной и раздумывала над всем, что обнаружили они с Ролло. Когда пришло время ужина, она аккуратно сложила вещи Товы обратно в ранец и убрала его в первый шкаф, к собственной одежде. Тролльские платья она оставила там, где бросила.

Увидев ее в старой одежде, исбьорн опешил. В свете люстры над обеденным столом вещи казались еще более поношенными, но он ничего не сказал. Он старался поддерживать беседу, но ласси отвечала односложно. Ей не давали покоя слова Ролло, что они только хуже делают, и в тот вечер она не пыталась выжать из медведя какие-либо сведения о колдовстве. Подавленная, она рано легла спать.

Когда в полночь молодой человек пришел лечь рядом с ней, она перекатилась ближе к нему, словно бы во сне. Решив, что он заснул, она обнюхала его. Таинственный сосед пах мылом. Ласси снова пожалела, что у нее нет чувствительного носа Ролло и что волк ни разу не проснулся, когда приходил ее гость. Но острого волчьего нюха ей не досталось, а Ролло дрых в гостиной, так что она сдалась. Ночной гость не пах троллями или хотя бы картошкой.