Солнце доктора Бракка - [31]

— Этого не может быть! — воскликнул он и повернулся сначала к Бракку, потом к профессору, словно ждал, что сейчас все выяснится и окажется, что с ним сыграли шутку. Однако профессор Экардт кивнул.

— Да, невозможное стало возможным. Коэффициент полезного действия тридцать восемь процентов. Если бы я не видел своими глазами, я бы ни за что не поверил.

«Тридцать восемь процентов!» — эхом отдавалось в ушах у Хегера. Бракку удалось то, к чему он, Хегер, стремился целых три года. Бессмысленно смотрел он на стрелки измерительных приборов, на электрический термометр, регистрирующий температуру фотоэлемента, и пытался справиться с собой; наконец он взял себя в руки и подошел к Бракку.

— Итак, вас можно поздравить, коллега.

Холодный металлический звук собственного голоса поразил его, и он поспешил добавить с усмешкой:

— Вы баловень судьбы, Бракк, вы походя решаете проблемы, над которыми ученые бьются десятилетиями. Поразительный успех.

Бракк ответил не сразу. Слишком уж неприкрытая зависть слышалась в голосе Хегера. «Этому бездарному честолюбцу предстоят еще новые поражения, — подумал вдруг Бракк с невольным торжеством. — И не только на поприще науки». Но тут же опомнившись, он поблагодарил за поздравление. Затем обратился к профессору:

— Если позволите, я тотчас же примусь за описание опыта и связанные с ним расчеты.

Теперь Экардт готов был во всем идти навстречу Бракку.

— Разумеется, коллега, — любезно сказал он, — об этом и спрашивать незачем. Думаю, что лучшая помощь, которую я могу вам оказать, — это немедленно освободить вас от планового задания, чтобы вы могли полностью посвятить себя новой задаче.

* * *

Вера сидела за письменным столом и перечитывала письмо, которое написала еще утром. Ей все не нравилось, слова на бумаге теряли свою убедительность. Насколько лучше было бы сказать это вслух, поговорить по-хорошему. Но Вера знала, что в разговоре с Вернером она растеряет и эти слова, не сможет объяснить ему, как тяжело у нее на душе. Так появилось письмо, которое она собиралась молча оставить на его письменном столе.

Резко зазвонил телефон. Вера сняла трубку.

— Вернер?.. — Она не сразу поняла, о чем волнуясь, бессвязно рассказывал муж, но почувствовала радость, звучавшую в его голосе. — Что ты говоришь? Я не понимаю… Ты так взволнован… Что удалось?

— Порадуйся вместе со мной! — кричал Вернер. — Вера, я этого добился. Тут все прямо онемели. Ты понимаешь, это пришло мне в голову сегодня ночью, совершенно неожиданно. И я пораньше ушел в институт. Ты нашла мою записку? Вера, это удалось! Слышишь? У нового фотоэлемента коэффициент полезного действия тридцать восемь процентов! И он работает. Понимаешь? Он уже несколько часов равномерно вырабатывает электроэнергию. Ты рада, Вера? Скажи, что рада.

Она судорожно глотнула.

— Да, да, я рада, Вернер. Только не могу так сразу осознать все…

Бракк, полный торжества, не почувствовал по ее голосу, что ее волнует и что-то другое, не относящееся к их разговору.

— Я, конечно, не приду вовремя. Ты понимаешь? — продолжал он кричать в трубку. — Но к девяти буду обязательно. Я так счастлив, Вера…

Положив трубку. Вера еще с минуту постояла у аппарата. Постепенно до нее начало доходить значение услышанных слов. Ему удалось, удалось то, о чем он думал день и ночь! А ведь никто не верил в его идею. Никто! И она тоже не верила… Ей стало стыдно своего малодушия, своего — теперь она это ясно видела — эгоизма.

Ее постоянное раздражение, неудовлетворенность, отчаяние, все то, что заставило написать утром письмо, сейчас казалось мелким и ничтожным рядом с неутомимыми, целеустремленными поисками Вернера. А она была близка к тому, чтобы помешать его работе, такой значительной, такой важной для всех!

Вера решительно подошла к письменному столу, взяла письмо и сожгла, даже не перечитывая. И, пока она следила за языками пламени, в ней зародилась надежда: теперь все наладится, они будут счастливы, как раньше. Добившись своего, Вернер успокоится, они будут чаще бывать вместе.

* * *

Весть об успехе Бракка мгновенно облетела институт. Его открытие обсуждали ученые, ассистенты, а Экардта было просто не узнать. Весь сияя, словно это он сам создал фотоэлемент, профессор ходил из лаборатории в лабораторию и как мог расхваливал Бракка. Но, вернувшись к себе и шагая по кабинету, вдруг ударил себя кулаком по лбу:

— Какая близорукость! — снова и снова повторял он.

Экардта терзало воспоминание о том, как он относился к Бракку и его экспериментам. Тревожило, что Бракк может рассказать, как он, руководитель института, пытался помешать великому открытию. При этой мысли его бросало в жар.

А Бракк и не подозревал, сколько беспокойства доставил профессору. Низко склонившись над письменным столом, он торопливо записывал цифры, выводил формулы. Когда прозвучала сирена, он только мельком взглянул на электрические часы, висевшие над дверью, и продолжал работу.

* * *

Хегер уехал из института тотчас по окончании рабочего дня. Он дал такой сильный газ, что мотор взвыл. Его руки, обычно небрежно лежавшие на руле, на этот раз крепко сжимали его, словно ища опоры. Выехав за пределы города, машина на огромной скорости помчалась по шоссе.