Солнце для мертвых глаз - [75]

На кухню пришел Франклин и спросил, не знает ли она, куда делся его ремень для чемодана.

– Он в твоем шкафу. На верхней полке. Франки, почему я не еду с тобой?

– Потому что мы отдыхаем раздельно, – ответил он. – Всегда отдыхали, всегда будем.

– То есть ты не хочешь, чтобы я ехала с тобой?

– Иди наверх и принеси мне этот ремень, ладно?

Она пошла.

* * *

После того как муж подогнал машину, загрузил чемоданы в багажник и уехал, Гарриет подобрала с пола подушки и принялась звонить знакомым, тем немногим, кого она называла своими друзьями. Она уже давно подметила, что когда из двух супругов, живущих в официальном или гражданском браке, уезжает женщина, то на мужчину тут же обрушивается поток приглашений на обед и другие развлечения. Все складывается совершенно по-другому, когда дома остается женщина. Никто никуда ее не приглашает, и ей, можно сказать, везет, если ее полностью не игнорируют.

Хотя Гарриет давным-давно потеряла связь со Штормом, Пыльником и Цитрой, она знала, где их найти. Они вернули себе настоящие имена, стали уважаемыми людьми и образовали компанию, которая занималась исследованиями рынка. Шторм женился на Цитре, Пыльник жил в квартире на верхнем этаже их дома в Брондесбери. «Четырнадцать манвантар плюс одна крита получается одна кальпа», – думала Гарриет, слушая длинные гудки. Затем зазвучал голос Цитры, которая сообщала, что все уехали в Ханой; таково, как догадалась Гарриет, было их представление о шутке и означало лишь то, что они пошли в паб или отправились в Борнмут.

В памяти всплыл Саймон Элфетон. Ее глаза загорелись, когда она взглянула на его картину, на тот самый натюрморт, которым восхищался мерзавец Тедди Грекс. Апельсины и сыр и белая мышь, глядящая на него с такой тоской. Саймон жил в Фулеме, и, вероятно, один. Гарриет читала в газетах о его разводе. У нее был его телефонный номер в записной книжке, он начинался с 0-1-8-1. Гарриет давно решила: если ты живешь в Лондоне, твой номер должен начинаться с 0-1-7-1, все остальное означает, что ты живешь в глуши, а иметь номер 0-1-8-1 так же плохо, как не иметь З[41] в почтовом адресе. Однако Саймон был другим, он был исключением.

Ей пришлось собираться с духом, чтобы позвонить ему. «Я та еврейская невеста, – говорила она про себя, – его рыжеволосая дама с Оркадия-плейс, богатая и любимая». «Может, я куплю ее», – сказала она, когда он писал картину, а Марк тогда спросил: «На какие шиши?» Она сделала глубокий вдох и набрала номер.

Судя по голосу, Саймон Элфетон был искренне рад слышать ее. Гарриет напомнила себе, что он из тех, кого ей редко приходилось встречать в жизни, – милый парень. Саймон пригласил ее отужинать с ним на следующий вечер.

* * *

– У меня для тебя кое-что есть, – сказал Тедди.

– Ты уже сделал мне подарок, – сказала Франсин. – Ты подарил мне зеркало.

– Сиди здесь и смотри в зеркало, я сейчас схожу за этим.

Тедди несколько недель не смотрел на кольцо. И сейчас он увидел, что оно прекраснее, чем он помнил. Оно было достаточно прекрасно для Франсин. Тедди взял его в левую руку, зажал в кулак и стал спускаться вниз.

Уже стемнело, свет был включен, но в гостиной горела только одна лампа. Она не смотрела в зеркало, как он ей велел, а сидела к нему спиной. Тедди ощутил слабый укол раздражения, чувство, похожее на то, что испытал, когда увидел джинсы и ту рубашку. Хорошо еще, что Франсин сейчас не в них, сейчас она обернута – Тедди обернул ее своими руками – в десятки метров светло-серого шелка, который он купил для штор.

– Повернись, – сказал он.

Франсин подчинилась, но с улыбкой. А ему не хотелось, чтобы она улыбалась.

– Смотри на себя, – сказал Тедди. – На свете больше нет ничего, на что стоило бы смотреть. Нет, не улыбайся!

Он встал рядом с ней, заключил ее в кольцо своих рук, взял ее ручку и надел кольцо на палец. Оно оказалось слишком велико для ее безымянного пальца. Пришлось надеть его на средний.

– Как красиво, – сказала Франсин. – Я не могу его принять.

– Можешь. И должна. Я берег его для тебя. Я берег его много лет.

– Но много лет назад ты меня не знал!

– Я знал, что ты где-то есть, моя совершенная женщина, и ждешь моего кольца.

Тедди положил руки ей на плечи, подогнув увечный мизинец так, чтобы не испортить образ. Франсин смотрела на кольцо, потом перевела взгляд на свое отражение в зеркале, затем подняла лицо к нему. Он поцеловал ее.

– Я не могу принять его.

– Тогда я тебя не отпущу. И буду держать тебя здесь.

– Но ведь это не помолвочное кольцо!

– Это кольцо любящего человека, – сказал Тедди, и тогда она сказала, что примет кольцо и будет носить его.

Франсин пора было возвращаться домой. Он снял с нее шелк, и ткань упала блестящей серебристой массой на пол. Ужасные тряпки, которые она собиралась надеть, оскорбляли его. Тедди предпочел бы всегда видеть ее обнаженной, живой статуей, чтобы можно было преклоняться перед ней. Однако Франсин все же надела джинсы, рубашку и еще шерстяной кардиган, тот самый, что был на ней, когда он отогнул рукав и написал на запястье свой номер. Тедди поднял ее руку и с восхищением посмотрел на кольцо.

Уже наступила ночь, время перевалило за девять, и он не хотел, чтобы Франсин ехала на метро одна.