Соленая кожа - [30]

— Тысяча девятьсот девяносто восьмой.

Мужчина лишь издал слабый стон, и лицо его, искривившееся от боли, закрыли холодные мокрые от волнения ладони.

— Значит, мне тридцать три. Прошло девять лет, — Мартин опустил голову на колени, пряча лицо в ладонях и беззвучно заплакал.

Глава 18

Сердце Роуз замерло, она даже не могла пошевелиться или дотронуться до мужчины, боясь, что он может испугаться и закрыться снова в себе. Однако, подняв голову с колен, он протер рукавом пуловера свои красные от слез и истощения глаза и впервые за долгое время наконец заговорил:

— Все это похоже на какой-то страшный сон… На один большой и страшный сон… Реальность стерлась в моем сознании настолько, что я даже не верю, что я здесь сейчас нахожусь. — Неожиданно он засмеялся. Когда-то белоснежные зубы от плохого ухода или же его полного отсутствия почернели и в некоторых местах раскрошились, оголив поврежденные десны. Смех его выглядел каким-то устрашающе зловещим; глаза Мартина при этом заметно расширились и заметались по сторонам. Он резко обернулся, пригибая шею, как бы боясь, вдруг его кто-то услышит. По телу Роуз пробежало целое цунами из мурашек, и она решила, что мужчина был настолько же покалеченным внутри, сколько и снаружи, другими словами, что он полностью спятил.

— А ведь один раз мне удалось бежать… — снова начал он, как-то грустно и с тоской посмотрев куда-то вдаль. — На его месте должен был быть я… — переключился Мартин на другую тему. — А эти уколы?.. Как ей удалось?.. Сколько времени я уже провел тут?

Он начал говорить несвязанными друг с другом предложениями, кусками выхватывая из разных отрезков времени непонятные сюжеты. Запнувшись на одном из таких предложений, он посмотрел на ошарашенную Роуз, которая пятилась к телефону и собиралась, видимо, уже звонить в полицию, наконец отчетливо осознав, что нужно было сделать это много раньше, ведь надежды на здравомыслие Мартина было слишком мало.

Закрыв снова глаза руками, собирая последние силы, Мартин попросил сесть ее обратно и пообещал, что все расскажет.

— Я не знаю, сколько точно времени я просидел в этой комнате. Там было постоянно холодно, и запах сырости сопровождал меня, казалось, даже во сне. Воздух был пыльным и спертым, мне всегда казалось, что мои легкие должны были прилипать друг к другу при вдохе. Боже, так много времени прошло, и я прожил его один, единственный человек, которого я видел за все это время, была Маргарет. Чертова стерва Маргарет! — В этом месте мужчина заскрипел от злости зубами или тем, что от них осталось. — До сих пор не могу понять, как я мог так купиться на ее дьявольский обман! Какой же я был глупец!

И рассказ мужчины снова прервался сильным, исходящим из самой глубины кашлем.

Откашлявшись, он продолжил:

— Я ненавидел ее всем сердцем, все эти девять лет. Единственное, что питало мои силы и поддерживало никчемную жизнь, к несчастью для Маргарет, была моя лютая ненависть и обещавшая однажды исполниться месть, желание, которое не угасает даже сейчас. Наверное, я уже давно сошел с ума и все это какой-то жуткий кошмар… Или нет, я знаю! Я, должно быть, умер! Эта сука меня все-таки прикончила, да?! И сейчас я… в раю? — поднял на Роуз свои измученные мыслями глаза мужчина, и какой-то мальчишеский блеск озарил их черный водоворот.

— Я не мог считать время, не было никаких природных или других ориентиров, но я считал ее приходы ко мне. Я остановился где-то на двухсот сорока, когда наконец обдумал свой план побега. Вначале, когда я только оказался там, в этой пустой черной комнате, я вообще не сразу понял, что произошло. Я знал Маргарет или думал, что знаю ее очень хорошо, но даже я не догадывался о сотой… тысячной доли той жестокости, которая жила в ней.

Сначала я решил, что она шутит со мной и хочет запугать. Но та Маргарет, которая обычно приходила, совершенно не была похожа на ту, что я когда-то знал. Глаза ее были настолько черными, что сама ночь не могла быть темнее, и взгляд их был настолько злобным, что самому дьяволу было не под силу воплотить.

Она приходила, должно быть, два или три раза в неделю — я не могу определить точно — и приносила мне еду. Молча эта тварь кидала в меня пакеты и уходила. Первое время я умолял ее освободить меня. Я стоял на коленях, я плакал как дитя, я клялся, я просил прощения, я пытался договориться с ней, но все было тщетно. Озлобившись, и, наконец, осознав, что она не шутит со мной, я начал злиться по-настоящему и выходить из себя. Цепи, приковавшие мои руки и ноги к стене, позволяли мне отходить от нее лишь на два метра. Разъяренный, я кидался на Маргарет, пытаясь выбить из бетона плотно встроенные в него железяки и, набросившись на нее, сломать ее хрупкую нежную шею.

Она же смаковала все мои попытки выбраться. Стоя предо мной в одном метре, скрестив свои худые руки на груди, она лишь ехидно улыбалась, когда в очередной раз я пытался сорваться с поводка и бросался в ее сторону, как зверь, которому хотелось убивать. Вдобавок через какое-то время она перестала включать свет, оставляя меня беспрерывно в ночи.

Так продолжалось долго, не знаю сколько, но мне казалось, что целую вечность. Даже когда ее не было, я постоянно выходил из себя и бросался в темное пространство, крича не своим голосом то различные проклятия, то призывы о помощи. Но уже тогда я хорошо понимал, что меня никто не услышит.