Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера) - [37]

По прибытии, я сразу же отключал все телефоны, пульт управления связисты оттаскивали за три комнаты. Общаться с помощником начальника караула я тоже брезговал. Дадут какого-нибудь перепуганного лейтенанта — ест печенье и конфеты, ходит к солдатам питаться. Те сразу раскусывают: раз не ест с барского стола, ему дадут то, что останется. Паёк, по крайней мере, точно съедят. Дадут первое:

— А мы второе не готовим.

Прапорщик из роты за такое убил бы, утопил в кастрюле. Есть свои нюансы и во взаимоотношениях офицеров со сверхсрочниками. Если лейтенант заступает начальником караула, а прапорщик — помощником, он с ним есть не будет, пойдёт к своим солдатам, чтобы лейтенант не видел какие разносолы тому подают. Это считалось нормой, лейтенант чувствовал себя сбоку припеку. Да он и не стремился к чему-то большему, молил Бога дотянуть неделю без ЧП.

Когда я заступал со своими прапорщиками, Козятинским или Калигиным — «Анчуткой», мы жили душа в душу. Караулы я тоже не проверял, они и без этого не рисковали плохо нести службу. Если поймают какую-то живность: овцу или собаку — немедленно звонят. Солдаты в карауле ели все, что движется, даже ёжиков и черепах. Ёжики мне не понравились — вонючие, а черепахи — те ничего. Охотились и на более крупных животных, патроны добывали во время тактических занятий. Солдатам выдавали по десять холостых патронов, пяток солдат отщелкивал в карман, а остальными палил. В карауле у холостых патронов отпиливали головки, вставляли стрелянные пули. Жах! — и верблюда как ни бывало.

— Что ели?

— Курицу выдали.

А на крыше — мосол в пол человеческого роста. Можете представить себе берцовую кость верблюда? Собак прикармливали и ели — вреда от них намного больше, чем предписанной в Уставе гарнизонной и караульной службы пользы. Приедет проверяющий, Тобик хвостом замашет, в великой радости притащит из-за кинобудки конскую ногу. Его самого не успели съесть, вот он и отплатил за добро. Начальником того несчастного караула был сержант Конев. Шутили: «Конь убил коня». Я солдат потом спрашивал:

— Что с собакой сделали?

— Конев приказал содрать шкуру с живого и жарить на медленном огне.

Лейтенант Гена Арбузов до службы в армии, грабил проходящие товарные поезда, научил солдат ловить овец, обрезал участок внешнего периметра ограждения между двумя столбами и устанавливал съемный забор. Снизу приподнимал палкой, к палке привязан шнур метров десять-пятнадцать. Солдат прятался в яме или за ракетным оголовьем. Овцы проходили внутрь, и ловушка захлопывалась. Овцы:

— Бе-е-е…

Казах подъезжает на коне:

— Вах-вах-вах!

Офицер выходит, посылает кочевника матом. На заборе написано: «Шикни пиниздер», в данном случае это означает: «Стой, стрелять буду». Поехал искать правду, да где её найдешь в пустыне, кто тебя пустит в чапане к военной власти?

Правда, когда на станции съели корову, я разобрался, и стребовал с виновных восемьсот рублей. Моё великодушие не знало пределов. Корове той цена рублей двести. Солдаты опять попались на том, что все несъеденное зарыли в песок, правда глубоко, метра на полтора, но не учли мух. Я был беспощаден:

— Или дисбат, или восемьсот рублей!

Казах мне потом руки целовал.

Случись в карауле какое-нибудь ЧП, например, стрельба, не спеши, жди, может у соседа что-то похуже случится или помоги ему. Помню, что-то такое произошло. Прапорщик Козятинский предложил:

— Давайте в соседнюю роту спирт подкинем.

Утром идешь к начальнику штаба, видишь, как командира роты пинками гонят в штаб. Вопрос «Кому первому идти?» решается сам собой.

— Да иди ты на хуй, не до тебя!

Пинками же пригнали и дневального. Тот в слезах объясняет:

— Нашли (спирт — Ред.) в бытовке.

Кто ему поверит? А сказал бы что-нибудь невероятное, мол, на спиртохранилище взяли — перекинул бы на начальство тыла или нерадивого начальника ГСМ капитана — пропойцу Маленького. Он никогда бы не доказал, что караул выставил.

В армии к проштрафившемуся коллеге относятся с «сочувствием».

— У Лукшина солдат повесился!

Все к нему. С ехидством интересуются, даже те, кто ни Лукшина, ни солдата не знал:

— А что, у тебя солдат повесился?

— Да идите вы…

Все знают, теперь можно учений месяц не проводить, все начальники там будут, в комиссии по повешению…

Однажды мы заступали в караул. В суматохе сборов дневальные поставили железный ящик с шестью автоматами, хорошо ещё без патронов, не в свою машину. Им все равно, тем более, что оружие не их. У КПП стояли две ГАЗ-66. Одна вскоре отъехала. Я хватился:

— Где оружие?!

Бегом в роту.

— Кто выносил, куда ставил?

Солдаты злобно не сознаются, что было две машины и поставили «не в ту». «Главного подозреваемого» — водителя, били ногами, пока тот не упомянул о второй ГАЗ-66.

— Откуда машина, какие номера?

— Не знаю.

Наконец один солдатик радостно возвопил:

— Это мой зема с 32-й площадки!

Я прыгнул в машину — и туда.

— Машина только что уехала на 10-ю площадку.

Ну, думаю, пропал. Это поедут в город на ТЗБ, там точно просекут, что в ящике и или выбросят со страху или продадут промышленникам. Помчались за ними, догнали на третьем подъёме. Остановили. В кабине прапорщик узнал что случилось, побелел.