Солдаты без оружия - [7]
Одил-амак наставлял детей, чтобы и они, куда б ни забросила их судьба, не похвалялись его именем. Самого же Одил-амака почитали и молодые и старые за честно прожитую жизнь и особенно за его доброе рабочее имя. Он хотел, чтобы и дети его приобрели специальность, чтобы любили свое дело, стали хозяевами своей судьбы, ибо, как сказал поэт,
Все это не могло не сказаться на формировании характера детей Одил-амака и его жены Сокины — учительницы. Двух сыновей и дочь, давно выросших и определивших свое место в жизни, уважали все знакомые: не только из-за достоинств отца, но и за доброту, ум, сердечность…
Орифу исполнился тридцать один год. После школы и душанбинского ремесленного училища он окончил Ташкентский политехнический институт, проработал два года в промышленном отделе горкома партии и был послан на учебу в Москву, в Высшую партийную школу. После ее окончания стал заведующим промышленным отделом, а затем был избран секретарем горкома партии.
Брат Орифа Маруф — журналист, окончил филфак педагогического института, работал ответственным секретарем республиканской газеты.
Гулсуман, сестру его, с детства тянуло к медицине, перед самой войной она стала врачом и, не захотев уезжать далеко от родного дома, пришла в свою районную больницу, где как раз нужен был в то время хирург.
Одил-амак был доволен детьми, доволен, потому что и люди были ими довольны; они приносили пользу своим трудом, оправдали отцовские надежды. И если сказать, что нынче род Олимовых, начавшийся с Олима-кузнеца, отца Одил-амака, известен и завоевал авторитет, то это будет истиной.
Ориф Олимов вышел из обкома и по пути домой невольно стал перебирать в памяти историю жизни отца, брата, сестры и свою собственную, задался вопросом, почему, подобно некоторым людям, не может равнодушно, торопливо, что называется с кондачка, решать сложные жизненные проблемы, зачем — иногда себе во вред — спорит, отстаивает собственную точку зрения. Почему проявляет несогласие, подставляя под удар голову?.. Ясно же выразился Самандаров — невоздержанный язык губит неразумную голову. Однако, подумал Ориф, странные слова! Бороться, думать о будущем своего народа, предвидеть его экономическое и культурное процветание — разве это не разумно? Самандаров, конечно, был бы вправе упрекнуть его, если бы Ориф в столь тяжелый, трудный для Родины час стремился облегчить себе жизнь. Но ведь это не так!..
С этими мыслями подошел Олимов к дому, а когда открыл дверь, жена встретила его на пороге известием о том, что из района приехал отец; сразу изменилось настроение, отступили куда-то мрачные мысли. Подумалось, что именно отец поможет разрешить его сомнения, подскажет, кто прав, и Ориф с легкой душой возьмется за дело.
Время близилось к полуночи, но отец еще не спал, ожидая сына и проглядывая газеты. Обнялись, поздоровались. Шамсия быстро расстелила скатерть, подогрела ужин, заварила чай.
— Как вы себя чувствуете, отец? Гулсуман здорова, работает? — Ориф был рад встрече, пригласил к столу.
— Мы-то все живы-здоровы, сынок, — засмеялся Одил-амак, — а как ты тут поживаешь? По словам невестки, ни днем ни ночью нет тебя дома.
Ориф посмотрел на Шамсию, сидящую напротив отца.
— Что верно, то верно: ни днем ни ночью! Но сами понимаете, отец, время такое…
— Выглядишь ты не так уж плохо, сынок, вот только взгляд у тебя растерянный какой-то сегодня…
Сын, подивившись про себя прозорливости Одил-амака, сослался на занятость, но отец лишь рассмеялся в ответ:
— Когда человек много работает, у него утомленный вид, а не растерянный, сынок!
