Солдаты без оружия - [22]

Очутившись среди каменных глыб, Амактура почувствовал, как спазм снова схватил его за горло, перед его мысленным взором вновь предстали тягостные картины недавнего сна, и страх окончательно лишил его разума: он выстрелил…

Ориф и Шамсия молча слушали Махфиратхолу, ощущая все время какое-то внутреннее беспокойство от противоречивых чувств, разрывавших их сердца: они жалели дядюшку, но не могли не испытывать гнева от его поступка.

— Случилось худшее, — стремясь все же как-то успокоить мужа и тетку, промолвила Шамсия, — хоть бы теперь все утряслось!..

— На это нечего надеяться, самые большие неприятности у нас еще впереди, — мрачно посмотрел на Шамсию Ориф.

Махфиратхола при этих словах обреченно вздохнула.

— Дня не проходит без того, чтобы не зашел кто-то из милиции, не осведомился о нем, — снова заплакала она.

Шамсия только было хотела что-то сказать ей в ответ, как постучали в дверь и она пошла открывать, но Ориф остановил ее:

— Я сам…

Пришла средняя дочь Амактуры, девушка лет шестнадцати, и бросилась к матери, поднявшейся ей навстречу:

— Мамочка! Отец умер! Только что пришли из больницы и сказали! Мы остались сиротами, мама, дорогая…

Заплакали Шамсия и Махфиратхола. Ориф, ломая одну спичку за другой, никак не мог прикурить папиросу и, услышав, как к дому подошла горкомовская машина, пошел к вешалке, чтобы надеть пальто.

8

Все в городе только и говорили о печальном конце Амактуры. Рассказ передавался из уст в уста и, как всегда это случается, обрастал подробностями, где одна половина была правдой, а другая — выдумкой. В рассказах этих постоянно упоминались имена и должности Орифа и Шамсии Олимовых, близких родственников умершего и, по разговорам некоторых, чуть ли не соучастников преступного поведения Амактуры.

Ориф старался не обращать внимания на слухи и с головой уходил в работу. Его беспокоило лишь состояние жены: лицо ее постоянно было грустным, взгляд безучастным.

Шамсия не находила себе места при мысли, что от всех этих грязных слухов пострадает больше всех Ориф, запятнают его честное имя. Она не хотела даже, чтобы он после похорон Амактуры сходил к его жене и детям, поддержал их в тяжелую минуту.

— Орифджан, не надо, умоляю, никто на вас не обидится! — уговаривала она мужа. — Боюсь, как бы и этот ваш добрый поступок не был истолкован против вас любителями покопаться в чужих делах.

Ориф просто не узнавал свою Шамсию, удивлялся ее уговорам.

— Разве поддержать людей, которых постигло горе, людей, убитых смертью близкого человека, грех?

— Подумайте, Орифджан, какие ходят слухи, так переплелись в них ложь и правда, что просто диву даешься! — настаивала на своем Шамсия.

— Не удивляйтесь, дорогая, сегодня слухи живы, а завтра нет! Человечность, прежде всего человечность! — Ориф нежно поцеловал жену и заспешил на работу: там его ждала сегодня группа добровольцев трудовой армии нового набора.

Шамсия проводила его до ворот и долго глядела вслед удалявшейся машине, на память приходили приятные и горькие воспоминания.

И в юные годы Ориф был честным, добрым, совестливым человеком с сильной волей. Пять лет учебы в Ташкенте были самыми радостными в их жизни: он в политехническом, Шамсия в медицинском. Не проходило и дня, чтобы они не виделись. Однажды зимой Шамсия тяжело заболела, пролежала полтора месяца в больнице. На больничном пороге, как шутила ее соседка по палате, даже образовалась вмятина от частых посещений Орифа. Он проявлял такую нежность к Шамсие, что сотрудники больницы то и дело говорили ей: «Если есть у девушки любимый, то только таким и должен он быть!» Услышав однажды это, Ориф пошутил: «Прежде всего надо быть человеком, а чтобы доказать свою любовь, надо совершить что-то удивительное…»

И верно, не раз он на деле доказывал это Шамсие.

Разве могла она забыть слезы благодарности родителей пятилетнего мальчугана, сына вахтера политехнического института, попавшего под машину и потерявшего много крови, когда Ориф, чтобы спасти его, несколько раз сдавал кровь для переливания? Чем же иным, как не проявлением любви к ближним, было и то, что большую часть денег, заработанных в зимние каникулы на разгрузке железнодорожных составов, он отправлял сестре, заканчивавшей сталинабадское медучилище, хотя сам жил на гроши?..

В день окончания института на торжественном вручении дипломов директор отметил в своем выступлении вместе с другими студентами и Орифа, подчеркнув, что с таких вот ребят нужно брать пример — они настоящие люди своего времени, честные и принципиальные, верные законам дружбы и товарищества.

Конечно, похвала эта прозвучала некоторым преувеличением, однако была не так уж далека от истины, потому что для Орифа и в самом деле это была принципиальная позиция, но люди-то не всегда платили тем же, как это нередко случается.

И Шамсия по своему женскому мягкосердечию иногда пыталась урезонить Орифа: к чему так расстраиваться, биться за правду, ведь никто не собирается ставить ему в вину, если он будет отстаивать эту правду с чуть меньшим рвением. Но Ориф был непреклонен даже с любимой девушкой.

— Учитель родного языка и литературы в школе не уставал повторять нам, что безразличие недостойно человека совестливого, надо людям сочувствовать. Это великое умение…