Солдаты афганской войны - [34]

— Что, думаешь придут? — ухмыльнулся я. А у самого кошки на душе скребут:

— Как бы самим не влетело!

Андрею тоже было неспокойно — обманным путем привлекать к работе других — дело рисковое.

— Должны прийти, куда денутся. Вот увидишь — все будет путем! Здесь главное — не вызывать из своей роты — раскусят. В роту разведки тоже лучше не звонить — они себя уважают, обязательно отправят дневальных — чтобы те нам вломили — а потом вернутся и доложат своему дежурному о выполнении приказа.

Прошло минут десять — никто не явился. Андрей снова набрал тот же номер и заговорил еще более грозным голосом:

— Дневальный?.. Зови дежурного!..Дежурный? Где двое для уборки в штабе? А-а?…Что?!..А не е..ет! Если через две минуты никого не будет — сам будешь штаб пид..сить!..Да!..В распоряжение посыльных. Они ждут здесь на первом этаже.

Положив трубку, Андрей весело потер руки:

— Сейчас прикатят. По голосу понял — метнулся!

И действительно, не прошло и пяти минут, как входная дверь хлопнула, и двое курков уже мчались по коридору к нам на подмогу. Напустив на себя строгий вид, Андрей сразу взял их в оборот, указав, где мыть пол и задал время выполнения. Курки принялись за дело, а мы со Смолиным пошли дожидаться наших сменщиков по наряду в один из кабинетов. Механики работали хорошо и управились как раз к приходу сменщиков.

Пришли сменщики. Мы прошлись с ними по помещениям и показали нашу работу — все чисто. Один из них подошел к главному объекту осмотра — офицерскому туалету — и подергал за ручку — дверь не поддавалась.

— Что такое? — он в недоумении стал вглядываться. — Да тут заколочено гвоздями!

— А-а! Туалет уже давно не работает, — поспешил пояснить Андрей. — Ремонт. Сами такой приняли.

— Тогда все, идите. Наряд принимаем.

И мы, довольные, что так удачно спихнули наряд, быстрей зашагали в казарму.

На следующее утро сразу после завтрака нас, человек тридцать, кого распределили служить в Витебск, посадили в автобус, и мы поехали в Каунас на железнодорожный вокзал. Там сели на поезд до Витебска.

Я с безразличием смотрел, как за окном поезда плавно менялся пейзаж, и с тревогой думал о будущем, догадываясь в душе, что еду навстречу новым испытаниям. Иллюзий насчет порядков в армии я уже не питал и готовился к худшему.

Зеленый городок

3-го ноября прибыли в Витебск. С вокзала на машине нас повезли в часть, которая находилась на окраине города. Все называли это место «зеленый городок».

— Молодые прибыли! — завидев нас, оживились солдаты на КПП. Новость мгновенно облетела всю часть. С разных сторон подходили солдаты, они доброжелательно смотрели на нас, улыбаются, шутят. Чувствуется — очень рады, что дождались молодых.

Прибытие нового призыва — волнующий и радостный день для всех солдат. Его ждут как праздника. Этот день сулит каждому воину гарантированное повышение за выслугу лет.

Духи — те, кого угораздило в первые полгода попасть сразу в часть минуя учебку, от полного бесправия и забитости поднимаются в неуставной иерархии с низшей на первую ступеньку и становятся черпаками. Черпаками стали и мы — курки — прибывшие из учебки, поскольку тоже отпахали полгода.

Черпаки, в свою очередь, переходят в фазаны. Фазаны переходят в деды, а значит — уходят на заслуженный покой на последние полгода перед демобилизацией.

К нам подошел офицер невысокого роста, стройного сложения и черными, белорусского образца усами. Это был командир 4-й роты лейтенант Хижняк. Он принял рапорт у нашего командира и повел нас в казарму. Наша рота находилась на третьем этаже. Там он указал на двухъярусные койки:

— Вот ваши места, располагайтесь.

Вечером на поверке для первого знакомства он зачитывал фамилии из списка, каждый раз поднимая голову чтобы посмотреть на отвечающего: «Я!»

После отбоя без инцидентов легли спать.

Через несколько дней начали отправлять домой по два-три дембеля с роты. Счастливчики, получив в полковой кассе деньги на проезд до дома, прощались с товарищами по призыву и уходили за порог КПП в Гражданский мир.

Демобилизующиеся не забывали и про нас — вновь прибывших черпаков. Правда, их интересовали не столько мы сами, сколько наша новая, недавно полученная форма. Перед отъездом дембель непременно подходил к одному из наших, без лишних объяснений снимал с него шапку и говорил:

— Дай-ка примерю… О! Точно! Мой размер! — и отдавал взамен свою — БэУшную, но тоже ничего. Таким же образом обменивались парадный китель и брюки. В утешение говорилась одна и та же фраза:

— Ничо, ничо… Придет время, и ты также получишь свое!

Мы не сопротивлялись, понимая, что дембеля едут домой и не к лицу им выглядеть потрепанно. А тут, в части, на нас все равно смотреть некому. Как ни старались офицеры, как с этим ни боролись — все было напрасно, и спустя месяц почти ни у кого из наших не осталось новых вещей.

Отъезд дембелей растянулся на весь ноябрь. Последними офицеры оставляли специально тех, кто имел залеты по службе — обычно самых ретивых неуставников, которые так шерстили молодых, что об этом становилось известно начальству. Эта мера имела хорошее воспитательное значение. Оставшимся в меньшинстве приходилось туго. Те, которых они в свое время систематически дубасили, теперь могли отыграться за все былое, и, случалось, на прощание устраивали им «дембельские проводы» — как акт возмездия и справедливости. Так что кое-кто из последних дембелей уезжал домой украшенный сочным фингалом.