Солдатский подвиг. 1918-1968 - [53]

Они прошли сквозь дым, полным ходом уносились от кровавого зарева на горизонте. Впереди — рассветный, редеющий полумрак. Ветер пронзительно свистел в ушах, над кормой хлопал и нагибался краснозвездный победный флаг.

Победа! Промокший до нитки старшина дышал полкой грудью, как бы новыми глазами глядя на мир. Прекрасны были и это море — зеленые гребешки с белыми барашками пены, и облака, и полоса снежных сопок, и даже зловещий, прорезанный багровыми отблесками горизонт.

— Поздравляю с удачей! — оглянувшись, торжествующе крикнул Шатилов и осекся. — Что с Деминым, старшина?

Демин лежал ничком между пустыми держателями торпед. Рука его вцепилась в кронштейн, шапку унесло за борт.

Старшина приподнял товарища. Глаза Демина были закрыты, струйка крови змеилась в коротко остриженных волосах. Но он был жив. Дронов осторожно перенес раненого в рубку. И тут же увидел: что-то случилось и с командиром.

Старший лейтенант по-прежнему сжимал руками штурвал, но стоял он, опершись всей тяжестью на одну правую ногу. Сквозь лохмотья меховой штанины на левой ноге часто капала кровь.

— Товарищ старший лейтенант! — вскрикнул Дронов. — Разрешите сменить вас у штурвала.

Стиснув губы, Шатилов глядел куда-то вдаль. Светлые брови его сошлись в одну черту, он грузно опирался на локти.

Вскрывая на ходу индивидуальный пакет, из моторного отсека выскочил моторист Андреев.

— На боевой пост, старшина! — глухо сказал Шатилов. — К пулемету! Сделай все, что можешь, и еще в два раза больше.

Снаружи что-то загрохотало, затрещало, и всем корпусом вздрогнул корабль.

Дронов выскочил из рубки. Он сразу понял, чего требует командир.

Позади, из-за мраморной дымовой завесы, вылетел темный силуэт.

«Морской охотник — фашист!»

Павел припал к прицелу, повел спиной. Пулемет легко заскользил по кругу турели.

— Бронебойно-зажигательных не желаешь? — пробормотал Павел, ловя в прицел стреляющего из пушки и из пулемета врага.

Вести огонь сейчас можно было только из пулемета Дронова. Носовой пулемет Мишукова молчал. Мишуков не мог стрелять, пока противник был за кормой. Старшина вел огонь, совсем почти не чувствуя пальцев. Перетаскивая раненого торпедиста, он обронил рукавицы, и руки окостенели от леденящего ветра. А ведь теперь только от одного него зависело спасение родного корабля. Однако все сильнее немели пальцы, и обычная меткость изменила ему. Он бил длинными очередями, чтобы вернее накрыть треугольный, отороченный пеной форштевень врага, а пулеметные трассы ложились в стороне.

— Целиться нужно, а не играть! — раздался голос командира. — Все отдай, старшина. В рубку ему врежь!

Дронов вздрогнул. Ярость, горький упрек звучали в голосе старшего лейтенанта. Как же оживить мертвеющие пальцы? Прижал их к губам, ударил кулаком по борту турели.

— Дым! — скомандовал Шатилов.

На миг оторвавшись от пулемета, Дронов отвернул вентиль. Дымовую струю растрепало ветром, бросило встречь фашистскому кораблю и закрыло его…

Уже совсем рассвело.

Справа отчетливо вырисовываются отвесные заснеженные сопки. Но это еще не наш берег. А катер идет медленно — барахлит мотор.

Бледное пламя полыхнуло вдруг из пробоины рядом с бортом. Выскочив с огнетушителем, Андреев сбил огонь, вытер ладонью скуластое лицо.

— Как моторы?

— Один тянет хорошо, — сообщил Андреев, — второй скис. И рация вышла из строя. Где же наш мателот?..

— Руки, старшина, отогрели? — донесся из рубки спокойный голос командира. — Скорость мы сбавили, сближаемся с противником, есть шанс отличиться. Как только выскочит из дыма — резаните его покрепче. Не оплошайте на сей раз.

— Есть не оплошать!

И в самом деле, вражеский «охотник» вскоре вынырнул из завесы. Теперь он был намного ближе.

Дронов тотчас поймал в прицел пестрый треугольник высокого носа. Грохоча, пулемет рвался из рук. Огненная трасса скрестилась с целью, и фашист стал быстро уменьшаться в размерах.

— Ура! — выглянул из рубки Андреев.

Шатилов лишь одобрительно кивнул и опять пригнулся к штурвалу.

Между тем из дыма появился новый вражеский корабль. Переваливаясь с борта на борт, он шел на полной скорости.

Старшина вновь прицелился, но тут что-то оглушительно лязгнуло, холодные ручки пулемета вырвались из пальцев. Острая выбоина от вражеской бронебойной пули наискосок прорезала вороненую сталь ствола.

— Почему не стреляете? — не оборачиваясь, спросил Шатилов.

— Прямое попадание, пулемет выведен из строя! — сухо, почти равнодушно доложил старшина.

Он знал, что дело подходит к концу. Один мотор подбит, пулемет тоже, рация не работает, и нет никакой возможности вызвать подмогу. Остается одно: в ахтерпике[3] среди ящиков с боезапасом лежат подрывные шашки и бикфордов шнур, припасенные на тот случай, если наступит безвыходный, критический час. Такой час наступил.

— Разрешите заложить шашки, товарищ старший лейтенант? — деловито, как о чем-то само собой разумеющемся, спросил Дронов.

— Делайте! — отрывисто сказал Шатилов.

Дронов сбежал в ахтерпик, нащупал два тяжелых кубика подрывных шашек, лакированные мотки бикфордова шнура. Присоединив концы шнура к шашкам, уложил одну между бензобаками, с другой поднялся на верхнюю палубу.