Солдат трех армий - [72]
Оставшиеся в живых прятались в бункерах и избах. Только солдаты, стоявшие снаружи на часах или выполнявшие иную службу, получали полушубки и валенки, добытые в России.
Провидение послало нас на эту войну, когда грело солнце. Однако и старые, опытные офицеры генерального штаба не позаботились о том, чтобы приготовить зимнее обмундирование для миллионов немецких солдат. Они намерены были взять Москву осенью и покончить с коммунизмом, но они не приняли во внимание коммунистов. Вера в непогрешимость верховного руководства сменилась беспокойством и мрачными предчувствиями, но немецкие солдаты сражались и мерзли на льду и в снегу, потому что этого требовала от нас железная дисциплина. Они сражались, не имея зимнего обмундирования, они погибали и замерзали, многие с невысказанным вопросом на устах: почему?
Самая низкая температура в районе Валдая, о которой сообщалось в бюллетене артиллерийского метеорологического поста, была пятьдесят шесть градусов ниже нуля. Вороны мертвыми падали на землю.
Теперь и на нашем фронте началось советское контрнаступление. Севернее нас ударная армия прорвала стык между армией фон Кюхлера и нашей 16-й армией. Наш левый фланг, на котором находилась и «Голубая дивизия» из Испании, оказался далеко позади. В ночь на Новый год советские соединения перешли через замерзшее озеро Ильмень; к тому времени его ледяной покров стал таким крепким, что по нему могли безопасно пройти танки и грузовики. Наших сил не хватало для того, чтобы удержать далеко тянувшийся западный берег озера. Противнику удалось создать там свои плацдармы.
Спустя несколько дней примерно двадцать советских дивизий и несколько танковых бригад южнее озера Ильмень начали атаку и осуществили глубокие прорывы. С занятых в боях исходных позиций они повернули на север и пробились вперед по обеим сторонам реки Ловать с явным намерением соединиться в нашем тылу с советскими частями, прорвавшимися с севера. Поскольку это удавалось, нас ждала такая же участь, какая в летние месяцы постигла многочисленные соединения противника.
Во время летних боев на окружение мы полагали, что нанесли Красной Армии чувствительные удары, поело которых нам придется иметь дело только с «жалкими остатками». Во всяком случае, так говорилось в сводках вермахта. Теперь же только на нашем участке эти «остатки» атаковали силой более двадцати дивизий, и притом с совершенно новой и непривычной для нас стремительностью и при таком холоде, когда мороз леденил дыхание.
Они атаковали, они пробивались, они соединились у нас в тылу, и демянский «котел» замкнулся"
Но так как нельзя было признать, что советским войскам удалось окружить германский армейский корпус, то нам было запрещено даже упоминать о чем-либо подобном в наших письмах на родину.
Сначала нас снабжали по воздуху, чаще плохо, чем хорошо. Далеко позади нас, на западе, пролегала подлинная линия германских позиций. Но в наших письмах домой мы писали: «Здесь ничего нового, мы чувствуем себя хорошо».
Четырнадцать месяцев находились в окружении девяносто шесть тысяч немцев. Они поддерживали свое существование одним или двумя ломтями хлеба и несколькими граммами конины в день, курили высушенные крохи спитого чая из полевой кухни, почти забыли вкус масла и колбасы и как выглядит картофель, страшно мерзли, сражались ночью при немногих осветительных ракетах и днем не могли даже обстрелять обнаруженные цели, так как боеприпасы были нормированы, прозябали часами в постоянном ожидании нового прорыва противника и тем самым ликвидации «котла» и пленения, но в сводках вермахта ежедневно сообщалось только об успешных оборонительных боях на юго-востоке от озера Ильмень.
В служебном употреблении фигурировало понятие «демянская крепость», но в обиходной речи мы называли «котел» «графство Брокдорф» по фамилии генерала, командовавшего корпусом.
Днем и ночью военно-воздушные силы на старых «юнкерсах-52» перебрасывали грузы для войск и, возвращаясь обратно, вывозили раненых и больных. Самолеты летали и в снежный буран, и при слепящем зимней солнце, в сопровождении истребителей и без них. На малой высоте, под бешеным огнем зенитной обороны и пулеметов, они летали над почти стопятидесятикилометровой полосой, занятой противником. Пилоты оглядывали небо, опасаясь, как бы невидимые из-за слепящего блеска солнечных лучей советские истребители не обрушились на группу транспортных самолетов. Большинство тяжело нагруженных «юнкерсов» было сбито.
У самого края «котла» противник построил ложный аэродром, настолько похожий на аэродром в Демянске, что с воздуха было трудно отличить один от другого. Немало наших машин при плохой видимости там приземлялось, и их принимали красноармейцы. Многие самолеты терпели крушение при посадке в Демянске либо были при заправке или погрузке на месте стоянки уничтожены советскими бомбардировщиками.
В таких условиях снабжение с воздуха было более чем недостаточным. Мы голодали всю зиму. Почти все конское поголовье нашей дивизии перекочевало в полевые кухни. Этот выдвинутый «плацдарм» в районе Валдая ни в коем случае не продержался бы четырнадцать месяцев, а остаток находившихся в засаде дивизий никогда не удалось бы эвакуировать, если бы генералу Зейдлицу не удалось из Старой Руссы пробить дорогу к «котлу».
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.