Солдат трех армий - [58]

14 мая после страшнейшей бомбардировки Роттердама Голландия сложила оружие. 28 мая капитулировала Бельгия. Британская экспедиционная армия была в районе Дюнкерка окружена армейскими группами "А" и "Б".

Можно себе представить, что при таком быстром продвижении вперед мы были безгранично удивлены, когда однажды на рассвете наше наступление застопорилось. Французской отборной дивизии было поручено прикрыть отступление англичан. Французская артиллерия стреляла с поразительной точностью. Достаточно было кому-нибудь из нас высунуть нос, или связному перебежать улицу, или где-либо появиться машине, и уже с громом «посылалось благословение». Мы занимали окраину селения, и снаряды попадали в дома. Было утро, солнце всходило.

Наступил полдень, солнце немилосердно жарило. В этот день мы страдали от жажды — ведь невозможно было принести воду даже из близко расположенных домов. Походные фляги опустели. У нас имелся французский коньяк, было красное вино и шампанское, все это разогрелось, а шампанское фонтаном выплескивалось из бутылок.

Мы попытались отойти, чтобы совершить обход французских позиций, но при малейшем движении на нас обрушивался шквал огня. Я лежал в лощине и многое отдал бы за стакан воды. Внезапно я заметил, что кто-то, пыхтя и отдуваясь, бросился рядом со мной в укрытие. То был батальонный адъютант, лейтенант Дитер Мали, высокий и стройный, совсем такой, как изображают молодых офицеров в детских книгах с картинками: он был всегда весел, хотя умел в нужных случаях соблюдать серьезность, был корректен и справедлив; именно в таких случаях солдаты говорят: «Славный малый». Мы были друзьями.

Он толкнул меня в бок и выдохнул:

— Наилучшие пожелания, господин обер-лейтенант!

— Какого черта тебе здесь надо? Произошло что-нибудь особенное?

Я предполагал, что получу от него боевое задание командира или услышу что-либо другое, соответствующее обстановке. Вместо ответа он лишь усмехнулся и повторил:

— Наилучшие пожелания, господин обер-лейтенант!

Я просто его не понимал, не принимал всерьез его слов. Конечно, я надеялся на повышение в чине, для этого не хватало лишь испытания во фронтовых условиях. Я повернулся на бок и снова крикнул в ответ:

— Прекрати эти глупости и скажи наконец, в чем дело!

Тут я быстро уткнулся носом в землю: французы заметили, как прибежал лейтенант, и подбросили еще несколько снарядов на нашу позицию. После того как мы были «благословлены», лейтенант Малм снова уже по всей форме поздравил меня с производством. Из обер-фельдфебеля я превратился в «господина обер-лейтенанта» с офицерскими погонами, золотой звездочкой и серебряным шнуром.

Этого дня я ждал с начала моей службы, в ожидании этого дня я посещал одни курсы за другими и занимался зубрежкой в свободные часы. Я хотел выбраться из «класса» рядовых — и стал унтер-офицером. Я хотел выйти из «класса» унтер-офицеров — и вот я стал офицером.

Впрочем, в моих представлениях и мечтах присвоение офицерского звания должно было происходить совсем иначе: перед выстроившейся ротой, с вручением торжественной грамоты, со шпагой и всем прочим. Между тем я лежал в грязи и уже был обер-лейтенантом, но еще без офицерских погон, без серебряного шнура и без сабли. Тем не менее в моих глазах этот момент был самым значительным на всем пройденном мною жизненном пути, но все же не столь важным, чтобы адъютант должен был проскочить через зону артиллерийского обстрела, стремясь сообщить о моем новом служебном положении.

Так или иначе, но только к вечеру мне удалось надеть офицерские погоны. Не оставалось времени даже для небольшого празднества. Нас перегруппировали, и той же ночью мы возобновили преследование англичан.

После окружения британского корпуса под Дюнкерком мы снова изменили направление и двинулись форсированным маршем к Сомме, где французы закрепились, окопавшись на противоположном берегу. Моторизованные дивизии, используя все имеющиеся транспортные средства и непрерывно курсируя туда и обратно, доставили на место нашу изнуренную пехоту. После обстоятельной воздушной разведки началось наше наступление.

На высотах Соммы расположились отборные части: французские альпийские стрелки и колониальные войска — последние резервы Франции. Атака через Сомму представлялась нам рискованным предприятием, потому что предстояло пробиваться к берегу по ровной, хорошо просматривавшейся местности и мы должны были считаться с возможностью больших потерь при переправе и в боях за первые небольшие опорные пункты.

Поэтому, наверно, генерал Вейган и надеялся удержать оборонительную линию, названную его именем.

Но вот появились пикирующие бомбардировщики, они действовали без перерыва, эскадрилья за эскадрильей. Словно хищные птицы, они невозмутимо кружили над позициями — французские зенитки им почти не мешали, – отыскивали цели, потом со зловещим глиссандо своих сирен низвергались с неба. У самой земли они выбрасывали свой бомбовый груз и с ревущими моторами подымались снова ввысь — и так безостановочно, машина за машиной, звено за звеном, эскадрилья за эскадрильей.

Бомбы одна за другой поражали и сокрушали французские окопы. Балки и деревья вместе с комьями земли в гигантских фонтанах уносились в пространство; люди и пулеметы взлетали в воздух. Тяжелые орудия разлетались на части, воздушная волна сбрасывала машины с дорог. Ужасающий ад, многочасовые удары гигантского молота, изматывающие нервную систему.