Солдат трех армий - [28]

На улицах все чаще мелькали мундиры — видимо, штурмовики и эсэсовцы уже не снимали их. Штурмовики стали носить белые нарукавные повязки, по которым можно было определить, что они являются «вспомогательной полицией»; они патрулировали на улицах вместе с полицией.

Таким образом, кое-что уже изменилось; а за пределами нашего кольбергского казарменного кругозора вскоре произошли события, ясно свидетельствовавшие о том, что Гитлер решил править с помощью новых методов. Не было недостатка в соответствующей информации по радио и в прессе, прежде всего в газете «Фелькишер беобахтер», которую уже не нужно было прятать под подушкой.

Гитлер и его партия теперь были вхожи и в гостиные, и в казармы; даже самые осторожные из нас уже больше не скрывали своих настроений.

Наша политическая «ориентация» выразилась прежде всего в том, что некоторые из нас повесили над своими кроватями фотографию Гитлера; это терпели даже те офицеры, которые до сих пор проявляли явную сдержанность. 27 февраля произошел пожар в здании рейхстага. Зачинщиками якобы были коммунисты. В действительности же Гитлер и Геринг таким способом создали предлог, чтобы, нарушив закон и депутатскую неприкосновенность, в ту же ночь арестовать депутатов и функционеров КПГ и отправить в тюрьму. Таким образом, самые последовательные противники господства гитлеровцев были выведены из строя.

При этих условиях еще удивительно было, что в марте на выборах в рейхстаг КПГ собрала все же почти пять миллионов голосов. Социал-демократы собрали семь миллионов, а все буржуазные партий вместе — около десяти миллионов. Таким образом, образовалось явное парламентское большинство, противостоявшее 17,3 миллиона избирателей, подавших голос за нацистов.

Гитлер разрешил проблему, прибегнув к крайнему беззаконию: через несколько дней после выборов он аннулировал 81 мандат коммунистов, все до одного, и с помощью такого диктаторского маневра обеспечил себе «демократическое» большинство, необходимое для изменения конституции и принятия закона о чрезвычайных полномочиях правительства. Гитлер начал править с помощью мошенничества. В дальнейшем он запретил КПГ, несколько позднее — социал-демократическую партию и профсоюзы, объявил их распущенными. Затем с политической арены исчезли и буржуазные партии.

Немецкий народ был «унифицирован».

С трибуны рейхстага новый канцлер заверял немецкий народ: "Дайте мне четыре года срока, и Германия станет неузнаваемой!"

Я был готов предоставить ему этот срок. Я полагал, что, при постоянной смене правительств толку не будет. Пускай Гитлер теперь на деле покажет, что есть подлинно хорошего в его программе, или, как многие думали, пускай он раз и навсегда обанкротится! Что он к этому и придет, я не мог предвидеть. Теперь уже двадцать лет всему миру известно, что Гитлеру дан был срок в три раза больший, чем он требовал: в итоге же Германия и в самом деле стала неузнаваемой.

И однако, до чего же постыдно легко мы перешли на сторону новой власти! «Неограниченное дальнейшее существование рейхсвера» служило доказательством легальности и лояльности нацистов. Я тогда еще не мог понять, что Веймарская республика и Третья империя представляли собой лишь различные формы господства крупной буржуазии, что в конечном счете те же самые монополии, которые до сих пор финансировали тайное усиление рейхсвера, содействовали приходу к власти Гитлера, так как считали, что могут осуществить свои планы только с помощью открытой диктатуры; короче говоря, между нацистами и рейхсвером не обнаружилось никакого принципиального различия, его никогда и не было, и рейхсвер без особых осложнений включился в новую систему.

Сначала меня вполне удовлетворяло, что рейхсвер остался «неприкосновенным». Мы ведь не изучали конституцию Веймарской республики, а в читальнях не было никаких книг на эту тему. Мы присягнули на верность рейхспрезиденту, и мы охотно ему повиновались, тем более что мы всегда видели в нем прежде всего генерал-фельдмаршала первой мировой войны.

С большим усердием я проходил очередной курс обучения. Он все больше приближал к желанной цели тех из нас, кто в свое время рапортовал командиру о готовности стать офицером. К изучению тяжелых пулеметов и нового, еще засекреченного оружия прибавилось обучение приемам стрельбы из артиллерийских орудий непрямой наводкой.

После службы, надев парадную форму, которую теперь дополняла собственная шинель из хорошего сукна, мы отправлялись в городок. И едва мы садились за стол, как «ветераны» приглашали нас выпить с ними кружку пива. Стоило нам пройти несколько шагов, как рядом с нами оказывался эсэсовец или штурмовик, желающий побеседовать «с камрадами». На нас и правда обращали гораздо больше внимания, чем прежде.

1 апреля после двухгодичной службы наступил срок нашего призыва в армию и первого присвоения нового звания. Мы были произведены в старшие стрелки, получили нарукавную нашивку и больший оклад. Положив в карман первую прибавку к жалованью, мы отправились в солдатскую столовую, чтобы отпраздновать наши успехи. Повышение в чине двоих наших однополчан отсрочили, так как 30 января они до поздней ночи «обмывали» назначение нового канцлера и вернулись в казарму, перелезши через ограду, за что и получили трое суток усиленного ареста. Ушел канцлер, пришел канцлер, а порядок должен соблюдаться!