Солдат и черт - [2]

Смутился солдат, покраснел. Он ведь так и хотел сделать. Да так и в сказах любых написано! Раскусил его чёрт, что тут скажешь.

- Брось ты, служивый, - говорит чёрт, - всё козни мне строить! Давай лучше гульнём с тобой на славу! Ты пойми, - тут чёрт зашептал ему на ухо. - Всё, что ни захочешь – всё будет! И всё бесплатно, заметь. Всё оплачивает банк «Пеклокоммерц», со специального счёта. Нам заботы никакой. Соглашайся, брателло!

А солдату гульнуть-то охота - сто лет уж он не гуливал! Ну, если не сто, так двадцать пять точно. Махнул он рукой:

- Ну, давай, что ли... Давай теперь это... насчёт баб сообрази.

- Вот это дело! – хлопнул его по плечу чёрт. – Какую б тебе хотелось? В мечтаниях было у тебя что? А то, может, негру чёрную хочешь? – хихикает бес. - Всё можем!

Задумался солдат, не знает, что и пожелать. А чёрт зажёг опять свою сигару, дыму напустил, и в сигарном облаке картинка нарисовалась.

Идёт под гору к речке по зелёной травушке-муравушке крестьянская девка-краса, русая коса ниже пояса. Рубаха на ней белая, коромысло красное; идёт, песню напевает. Подошла к берегу, воды набрала, поставила. Жарко! Оглянулась вокруг – ни единой живой души. Только шмели жужжат да стрекозы над речной осокою летают... Взяла она тогда, рубаху через голову скинула - всю красу свою солдату явила! - да в воду осторожненько так и заходит, ноженькой её пробует. Ай, красава!

- Смотри, солдат, - говорит нечистый. – Девка Дуняша, в самом соку! Я её сейчас охмурю, и тебя туда же перетащу. Как из воды выйдет, бери её смело и вали на травку! Ничего она супротив не скажет.

У солдата глаза сперва загорелись, а потом поразмыслил он, и говорит:

- Девка больно хорошая, жалко... Ты её охмуришь, она ничего и знать не будет, а потом в подоле принесёт? Ещё, того гляди, утопится с горя... Нет, чёрт, погоди. Дай подумать.

- Думай!

Подумал солдат, подумал, и вспомнил одну барыньку... Шёл это он со службы, да попал в одну губернию, в одно поместье завернул. Ну, и стал проситься на ночлег.

Вышла на широкое крыльцо барыня в большой белой шляпе, красивая да белолицая, ладная да фигурная, но спесива – жуть! Посмотрела через стёклышки презрительно, губу выпятила: «Фи! – говорит. - Разве у нас постоялый двор? Разве трактир?.. Какое, - говорит, - хамство. Прочь пошёл!» Веером махнула и прогнала солдата.

Эх, и обидно ему стало! Он с Буонапартом воевал, кровь за Расею проливал, 25 годков солдатскую лямку тянул, а его - как паршивого пса!.. Утёр он солёную слезу, и пошёл со двора. Заночевал в поле, в стогу, на пустое брюхо, и долго тогда эту барыньку поминал.

Рассказал он чёрту этот случай. Надо бы, говорит, отблагодарить эту барыньку за гостеприимство. «Сделаем, - говорит чёрт. – Иди и жди меня на постоялом дворе, тут недалече. Там мужики мои люди. Я их упрежу, они подсобят» Записал себе на манжет ту губернию и то поместье, где барынька жила, и исчез.

Долго ли, коротко ли, разыскал он барыньку, и в мгновение ока перенёс её на этот постоялый двор – уж такой грязный да загаженный, что хуже не бывает. «Где это я? – оглядывается она растерянно. – Какой ужосс!» Стоит она в белых туфельках посреди двора в грязи непролазной, и даже шляпка у неё набекрень скособочилась. Вышел рябой мужик, борода лопатой. «Никакого ужоса, - говорит. – Вас тут солдат-с один давно дожидается» «Какой такой солдат?» «А тот самый-с, которого вы прогнать изволили» Заводит её в избу, а солдат тут как тут, кланяется ей в пояс. «Извольте, госпожа барыня-сударыня, принять от меня благодарность за ваше гостеприимство» Тут ещё один мужик, рыжий, да другой, рябой - деваться некуда. «Да что же это значит?» «А то и значит-с, что ставайте-ка в позицию» «Как, что?.. Как смеете, мужики?? Это что же вы, мне бесчестие?..» «Никакого бесчестья-с. Не извольте беспокоиться, никто знать не будет-с, а только извольте стать, как следовает»

 Наклонили её мужики, за руки придержали, солдат тут юбки ей задрал, за дебелые округлости покрепче взялся, и давай благодарить. Долго благодарил, от всей души! Барынька сначала в крик, а потом приумолкла, стонала только жалобно. Потом на лавке они вдвоём посидели, отдохнули. «Может, солдатик, - говорит она, - я уже пойду?» «Нет, госпожа барыня, - отвечает. – Покуда рановато-с. Ещё чуток благодарности осталось»

Хлебнул он кваску, и опять давай благодарить барыню. Уж отвёл душу! А как ближе к концу, он и спрашивает: «Ну, что? Будешь ли ещё солдат служивых, защитников отечества гнать со двора?» «Нет, солдатик! не-ет милы-ий!.. Не бу-уду-у!» «Ну, смотри, госпожа барыня, я ведь проверю!» «О-ох, милы-ий... Проверя-ай!»

Уж как вышла барынька из избы, так идёт и себя не помнит, всё причитает: «Никогда солдат служивых гнать не буду, а любить их буду»

Тут к ней чёрт облаком подплыл, сном окутал, и сразу она у себя в имении очутилась, на собственной  постеле. Голову поднимает и думает: «Вот так сон!.. И ведь всё как наяву!» А как девки её переодевать-то стали, она глядь - так и ахнула. И вправду наяву было!

С тех пор и запал ей этот солдат в душу. Чем, бывало, ни занята, а нет-нет, да о нём и вспомнит.