Соль и пламя. Вестница - [2]

Она бросила быстрый взгляд на окно, за которым бушевал ливень, и злой ветер гнул ветви яблонь, которые росли у дома, к земле. Сам Иттан вымок до нитки, и светлые волосы его завились у концов. С кончика носа стекла капля и разбилась о шелковые простыни. Агния любила роскошь, порой запредельную и лишнюю. Мебель подбирала исключительно редких пород, не скупилась на одежду и обувь. Оттого и простыни в ее доме были жутко неудобные, зато из бледного шелка. Иттан проклинал их каждый раз, когда пытался балансировать на скользком шелке в минуты близости с Агнией.

– Лето нынче не задалось, – холодно подтвердила та, которая терпеть не могла разговоров о погоде и называла их бестолковой тратой времени и слов. – А мне что-то нездоровится.

Она страдальчески закусила губу. На лбу и в уголках глаз выступили морщинки, бесстыдно напоминающие об истинном возрасте. Иттану нестерпимо захотелось стереть их с фарфоровой кожи поцелуем, но он сдержался.

– Позвать лекаря?

– Лучше посиди со мной. – И нащупала его руку.

Странно, никогда прежде Агния не просила побыть с ней в момент приступа. Напротив, гнала вон при малейшем признаке недомогания. Не терпела слабости: ни чужой, ни своей. С чего она снизошла до «телячьих нежностей», которые презирала всем своим естеством?

Их близость казалась настолько хрупкой, что могла рассыпаться на осколки от неловкого движения. Потому Иттан окаменел, с трепетом рассматривал аккуратные черты бледного личика. Мышцы его затекли, но он не позволял себе двинуться. Дождь барабанил по стеклам одновременно тревожный и успокаивающий ритм. Иттану почудилось, что Агния задремала, и он попробовал высвободиться, но женщина покачала головой.

– Сиди, – приказала шепотом. – Расскажи, как обстоят дела в академии?

– Совет избрал новым ректором Виитаро Монро, – нехотя ответил Иттан, почесав переносицу. – Не худшее их решение, хотя я чую, как надо мной сгущаются тучи. Старик Виитаро всегда считал меня слишком юным для занимаемой должности – а значит, попытается эту самую должность отнять. Что еще? – Он задумался, потому как редко обсуждал с кем-либо работу. – Пришли характеристики на первокурсников. Среди потока есть настоящие самородки, но тебе ведь скучно?

– Отнюдь. – Агния приоткрыла глаза цвета спелой сливы. – Я так редко проявляла интерес к твоей жизни. Мне стыдно.

– Почему? – изумился Иттан. Нет, что-то неладно. Чтобы Агния, та самая Агния, которую воротило от любого проявления эмоций, пыталась влезть ему в душу, да еще стыдилась своей черствости?!

– Настроение такое. – Она хрипло засмеялась; так смеется любая курильщица с многолетним стажем. – Романтичное. Ну же, рассказывай!

И он говорил. Нес откровенную чепуху, описывал абсолютно неважные события минувшего дня, а в душе цвело. Когда Агния уснула, напоследок заметив, что Иттан болтливый болван, он поцеловал ее в лоб (что позволял себе редко, лишь когда был уверен, что не разбудит свою язвительную женщину) и на цыпочках вышел, прикрыв дверь.

«Может, это знак? – думал Иттан, подняв ворот плаща, чтобы колючая морось не затекала за шиворот. – Она готова принять меня?»

Фамильное кольцо давно пылилось в ящике стола – Иттан попросту не решался предложить Агнии замужество. О да, она бы засмеяла его, назвала влюбленным кретином и напомнила, что между ними нет никаких отношений, кроме постельных. Но теперь, когда она разрешила ему разделить на двоих мигрень, когда расспросила о делах, когда позволила открыться – все изменится!

По периметру академия чародейства и знахарств была обнесена неприступной стеной, а внутрь вели единственные ворота. Над теми развевались сотворенные магией флаги всех цветов радуги, которые мерцали даже в ночи. Вход от нежеланных гостей охранял суровый привратник. Ну, предполагалось, что он должен быть суровым, но по факту этот престарелый колдун средней руки либо дремал в своей каморке, либо ругался с пройдохами-студентами, пытающимися протащить на территорию что-нибудь запрещенное (от дешевого алкоголя до таких же дешевых продажных женщин). Даже алебарда, добытая им в какой-то оружейной мастерской, не вселяла страха.

Клюющий носом привратник подскочил, когда ворота отворились.

– Доброе утро, господин! – Он встал по струнке.

– Спокойной ночи, – поправил Иттан с улыбкой.

Темными ночами академию словно населяли призраки. В отблесках свечей скакали тени, извивались, теряясь в переплетении коридоров. Перешептывались не смазанные дверные петли. Свечи пылали тускло, позволяя ориентироваться в бесконечных поворотах и лестницах, но размывая очертания предметов. Впрочем, за тринадцать лет, которые светлый декан Иттан Берк провел в академии, он выучил наизусть каждую трещинку в стене, всякую складку на поистрепавшемся ковре. Приходили и выпускались адепты, умирали преподаватели, но вещи оставались неизменны.

В личных покоях Иттан наскоро разделся и завалился в постель. Завтра же он скупит всю цветочную лавку и, осыпав крыльцо дома Агнии розами, шипастыми, на длинной ножке, сделает ей предложение.

Но ранним утром (неприлично ранним, когда ночные гуляки уже разбрелись по домам, а труженики еще не проснулись) его разбудил стук в дверь. На пороге высилась личная секретарша Иттана. Ненакрашенная и встрепанная, чего раньше за ней не наблюдалось, в ночной сорочке до пят.