Сокровище семи звёзд - [25]

Маргарет с растущим интересом осматривала все вокруг. Перебирая изящные статуэтки и таинственные амулеты, располагавшиеся на полках многочисленных шкафов, девушка заметила:

— Прежде они казались мне частью обстановки. Наверное, так же люди относятся к семейным портретам, воспринимая их как нечто само собой разумеющееся. Вы не поверите, но я совсем недавно стала обращать внимание на эти вещи, и теперь они привлекают меня все больше и больше. Интересно, не проявление ли это родственной связи с коллекционером? Если так, то странно, что раньше я ее не ощущала. Как чудесно мы с вами проведем время, рассматривая коллекцию!

Последняя фраза привела меня в самый настоящий восторг. Итак, мы вместе блуждали по многочисленным комнатам дома, восхищаясь чудесными вещами. Их там было столько, что поначалу мы ограничились беглым осмотром, но потом нам захотелось более подробно ознакомиться с каждым экспонатом и, осматривая их день за днем, постепенно изучить.

В зале располагалось что-то вроде большой стальной рамы, украшенной цветочным орнаментом, которую, по словам Маргарет, ее отец использовал для подъема каменных крышек саркофагов. Сама рама оказалась не слишком тяжелой, так что ее можно было легко передвигать. Мы по очереди поднимали крышки и рассматривали бесконечные ряды рисунков и иероглифов, вырезанных на саркофагах. Несмотря на признание в собственном невежестве, Маргарет было известно о них более чем достаточно из бесед с отцом. Прожитый вместе с ним год способствовал расширению ее кругозора. Мисс Трелони обладала замечательным умом и хорошей памятью, так что ее познаниям могли бы позавидовать многие ученые. Единственное, в чем девушку можно было упрекнуть, так это в наивности и простоте ее высказываний. Ей была присуща такая свежесть во взглядах и мнениях, что в ее компании я снова почувствовал себя юным. А все беды и тайны, обрушившиеся на этот дом, казалось, отступили…

Из саркофагов, на мой взгляд, самыми интересными были, без сомнения, те три, что находились в кабинете мистера Трелони. Два — из темного камня: один — из порфира, а другой из неизвестного мне минерала, похожего на бурый железняк. Что касается третьего, он был сделан из желто-коричневого камня, напомнившего мне мексиканский оникс, но его естественный рисунок был выражен меньше, причем в некоторых местах камень выглядел почти прозрачным. И нижнюю часть, и крышку покрывали сотни, а может быть, и тысячи мелких иероглифов сине-зеленого цвета.[8] Саркофаг был длинным, футов девять, и, возможно, ярд в ширину. Волнистые края и изящно изогнутые углы радовали глаз, на них было приятно смотреть.

— Поистине, — сказал я, — он, должно быть, предназначался для гиганта.

— Или для великанши, — согласилась со мной Маргарет.

Я обратил внимание на весьма существенную деталь: дно этого саркофага было сделано по форме человеческой фигуры. Все остальные, из какого бы материала они ни были сделаны — гранита, порфира, железняка, базальта, сланца или дерева, — отличались простотой форм. На самом деле саркофаги во многом походили на каменные или мраморные ванны римлян, которые я когда-то видел. У некоторых внутренняя поверхность была чистой, у других ее целиком или частично покрывали иероглифы. Я поинтересовался у Маргарет, что ей известно по этому поводу. В ответ она лишь вздохнула:

— Отец не хотел говорить. Разумеется, странный саркофаг тоже привлек мое внимание; но отец сказал следующее: «Когда-нибудь я расскажу тебе об этом, малышка, если доживу! Но не сейчас! Когда-нибудь, и, возможно, скоро, я узнаю все, и тогда мы вместе этим займемся. Ты убедишься, что это весьма интересная история — от начала и до конца!» Только один раз после этого я ему напомнила, и, боюсь, слегка легкомысленно: «Не расскажешь ли ту историю о саркофаге, отец?» Он покачал головой, посмотрел на меня очень серьезно и ответил: «Еще нет, но это будет — если доживу!» Его слова, надо признаться, меня очень испугали, и я больше не возвращалась к этой теме.

Рассказ Маргарет более чем заинтересовал меня — не знаю почему, но это было похоже на какой-то проблеск надежды. Бывают моменты, когда мышление сразу принимает что-то на веру. До сих пор мы пребывали в полном неведении в отношении мистера Трелони и того странного нападения, которому он подвергся, поэтому сейчас все, что могло навести нас на какой-либо след, даже самый слабый и сомнительный, приобретало оттенок уверенности и определенности. Здесь мы имели дело с двумя моментами. Во-первых, мистер Трелони связывал с этим определенным предметом какие-то сомнения насчет продолжительности своей жизни. Во-вторых, он чего-то ждал или у него были какие-то намерения, о которых он не хотел рассказывать даже своей дочери, пока все не разъяснится до конца. Опять же, нужно принимать во внимание то, что этот саркофаг отличался от других. Что означало это странное углубление? Я ничего не стал говорить Маргарет, опасаясь напугать или обнадежить; но про себя решил при первой же возможности заняться исследованием этой проблемы.

Рядом с саркофагом находился низкий столик из зеленого камня, похожего на гелиотроп или красный железняк, его ножки были сделаны в виде лап шакала, и вокруг каждой из них обвивалась змея, искусно отлитая из чистого золота. На столике стоял ларец необычной формы — семигранная пирамида, сделанная из цельного куска неизвестного мне камня. В длину она была примерно два с половиной фута, вдвое меньше в ширину и почти фут в высоту. Основания ее граней были разной протяженности. Внизу она была интенсивно зеленого цвета, напоминавшего изумруд, но без блеска. Однако постепенно камень светлел, причем изменение цвета происходило незаметно для глаз, и наверху становился нежно-желтым. Вся поверхность шкатулки, кроме нескольких мест, была испещрена мельчайшими иероглифами, искусно выполненными той же сине-зеленой краской, как и на саркофаге. Пробелы располагались неравномерно, эти места казались более прозрачными, чем все остальное. Я попытался поднять крышку, чтобы посмотреть, не просвечивают ли они, но не смог: крышка была так плотно пригнана, что весь ларец казался единым целым.