Сокровище Голубых гор - [2]

— Вот эти порывы ветра с правой стороны у нас, чилийцев и южных островитян, называются вильивавис, и когда они задуют, мало надежды на благополучный исход, — говорил Ретон, с задумчивым видом глядя в морскую даль.

— А разве они так же страшны в этой части Тихого океана, как и под Кордильерами? — вдруг спросил чей-то звучный и приятный голос позади боцмана.

Старый моряк с живостью обернулся.

— А, это вы, дон Педро? И сеньорита с вами! — вскричал он, увидев перед собой красивого молодого человека лет двадцати пяти, в белой фланелевой одежде, и державшую его под руку хорошенькую девушку лет семнадцати. — Вышли посмотреть, что значит поднятая нашими молодцами беготня? Да, дон Педро, вильивавис свирепствуют и здесь не хуже, чем у нас. Ну, сеньорита, предстоящая нам под вой бури пляска едва ли понравится вашей особе, — неосторожно сострил старик, обращаясь к девушке.

— Мне и вообще здесь не очень нравится, — в тон ему ответила та.

— Ну, Бог даст, отпляшемся благополучно, а там недалеко и до цели нашего плавания, — продолжал боцман, стараясь загладить свою неосторожность.

Едва успел он проговорить последнее слово, как судно под пронзительный свист ветра высоко подбросило вверх и через борт хлынула огромная волна. Боцман, молодые люди и капитан, приблизившийся было к ним, едва не были сбиты с ног. Девушка помертвела от ужаса, и ее кавалер поспешил увести ее обратно в каюту.

— Ага, струсили! — насмешливо проговорил юнга Эмилио, строя обезьяньи гримасы вслед удалявшейся парочке. — Ну а мне так только весело при этой музыке. Эй вы, ветры, бури и ураганы, дуйте вовсю! Потешьте мою душеньку, играйте живее хорошую плясовую!

И он, напевая какую-то дикую песню, принялся плясать по мокрой и скользкой палубе.

Занятый своими заботами, капитан не обратил внимания на то, что он считал простой шалостью со стороны юнги, славившегося своими проказами; зато старый суровый боцман сразу осадил его и приставил к какому-то делу, чтобы «мальчишка не болтался зря по кораблю».

— Боюсь, как бы не разыгрался настоящий ураган со смерчем, — сказал капитан вернувшемуся молодому человеку. — Дон Педро, прошу вас как сына моряка и человека, достаточно хорошо осведомленного в морском деле, взять на себя присмотр за парусной частью, а я буду сам управлять рулем.

— Хорошо, капитан. А делали вы сегодня полуденное измерение?

— Разумеется.

— На каком мы теперь расстоянии от берега?

— В полутора сотнях миль от Балабиосской бухты.

— А нельзя ли укрыться где-нибудь от бури?

— Положительно негде, да и времени нет на поиски такого места: буря на носу.

— Ну, делать нечего! Будем готовы ко всему, — пожав плечами, проговорил молодой человек и направился к мачтам, а капитан поспешил к рулю.

Между тем буря, послав первое предупреждение, готовилась к генеральному сражению. Небо потемнело, и зловещая туча, все шире и шире раскидываясь по всему горизонту, стала превращаться из свинцовой в черную. Над «Андалузией» с пронзительными криками тревоги проносились по направлению к берегу стаи морских птиц. Среди этих птиц были снежно-белые с розоватым оттенком на концах перьев и голубовато-серые с белыми брюшками, похожие на голубей; все они принадлежали к самым крупным породам рыболовов, промышляющих на некотором расстоянии от берегов. Временами в гордом одиночестве пролетал огромный альбатрос, шумя один за целую стаю своими исполинскими крыльями. За ним обыкновенно следовало множество тех коричневых птиц, которые называются костедробителями благодаря своему твердому как железо клюву, пробивающему даже человеческий череп. Поспешное бегство этих птиц, привыкших к бурям, доказывало, что предстоит страшнейший ураган.

— Веселая ожидает нас ночка, могу сказать! — пробормотал Ретон, покачав головой. — Недаром птица так торопится к своим родным скалам. Да и я бы сейчас с гораздо большей охотой сидел в своем домишке, чем здесь.

Было шесть часов вечера, и солнце, блеснув на мгновение кроваво-красным диском, скрылось за горизонтом.

— Смотрите в оба! Буря идет на нас! — раздалась команда капитана.

Море глухо зашумело и закипело. Во все стороны забегали пенистые волны, серебрясь в лучах полумесяца, не закрытого еще тучей. Это были первые судороги волновавшегося моря. Буря пока заявляла о своем приближении одними порывами, сопровождавшимися то глухим ревом, то резким свистом и смутным гулом, словно тысячи человеческих голосов, взывающих о помощи. А туча, делаясь все чернее и грознее, охватывала уже небеса, скрывая за собой одну за другой выступившие было звезды. Временами слышался отдаленный громоподобный грохот и треск, словно где-то происходила ожесточенная канонада.

Убрав паруса, «Андалузия» шла к северу, наперерез восточному ветру, стараясь не сходить с курса и не быть заброшенной в самую середину океана.

Наконец все небо покрылось тяжелой, низко нависшей черной тучей, и корабль очутился в полном мраке. С каждым мгновением становилось страшнее и жутче. Присмирел даже проказник Эмилио, хотя и уверял своих товарищей, что ровно ничего не боится и только досадует на то, что вдруг сделалось так «адски» темно.