Сокровища «Третьего Рейха» - [5]

— А впрочем, это, лирическое отступление. — Хаген пересел на стул, стоящий рядом со стулом Грейта, фамильярно похлопал полковника по руке. — Вот так–то, мой дорогой полковник, даже вашим миллиардерам не снилась такая жизнь. Извините, снова отошел от сути. О чем же шла речь? О живом товаре? Вы ошибаетесь, полковник, если думаете, что мы с вами уникальная фирма. Агенты аравийских рабовладельцев, разыскивая красивых девчонок для гаремов, разъезжают не только по странам Африки, Среднего и Ближнего Востока. Вы, наверное, не слыхали, да и откуда вам знать, что каждый год в Европе исчезает много девушек, в том числе и пятнадцатилетних. И ни одному полицейскому еще не удалось напасть на их след.

Хаген рассказал о том, что начались нежелательные разговоры в специальных комиссиях ООН, дошло до того, что некоторые наиболее активные парламентарии сделали запрос своим правительствам. В тысяча девятьсот пятьдесят шестом году в Женеве была созвана конференция, на которой обсуждались вопросы, связанные с торговлей рабами. Больше пятидесяти государств приняли участие в работе конференции. Франция и Англия предложили принять конвенцию, по которой перевозка рабов морем расценивалась бы как морской разбой, а суда, заподозренные в этом преступлении, предлагалось задерживать и тщательно обыскивать. Слава богу, нашлись у шейхов влиятельные защитники. Соединенные Штаты Америки так и не высказались по этому вопросу. Все знали почему; США не хотели портить отношения с королем Саудовской Аравии, поскольку у них была военная база в Дахране. А интересы американских нефтяных монополий в Аравии? Это тоже нужно было иметь в виду. И конференция приняла довольно невыразительную, расплывчатую декларацию: «Рабство — постыдное явление».

— Это коротко история вопроса, если позволите, — сказал Хаген. — С того времени многое переменилось, и вывозить наш товар теперь опаснее. Хотя, — подмигнул, — нет худа без добра: цены на девчонок значительно выросли.

— Сколько вы делаете рейсов в год? — спросил полковник. — В среднем?

— Не делите шкуру неубитого медведя! — засмеялся, поняв его, Хаген. — Обыкновенная арифметика здесь неуместна.

— Я должен взвесить все, — заупрямился Грейт, — я хотел бы хоть приблизительно прикинуть…

— На один рейс уходит не меньше трех месяцев, — не дал ему закончить Хаген. — Самолет возьмет до пятнадцати девушек. Включите накладные расходы, полковник, которые составят приблизительно двадцать процентов…

— А если увеличить число рейсов?

Немец улыбнулся:

— У вас железная хватка! Мой предыдущий компаньон при всех его положительных качествах немного ленился, а с вами, вижу, мы найдем общий язык. Честно говоря, не так уж приятно все время оглядываться назад, мне хочется скорее обеспечить свою семью и пожить, ни о чем не думая.

— У вас есть семья?

— Жена и сын, — не без гордости сообщил Хаген, — сын закончил университет.

— Прекрасно, — без энтузиазма одобрил Грейт. — Вы верите в бога?

— Какое это имеет значение? — уклонился Хаген от ответа. — Я жду вашего решения…

— Я должен подумать, мистер Хаген, вы получите ответ завтра.

— Хорошо, — согласился немец, — но я вынужден предупредить вас, что этот разговор…

— Вы имеете дело с джентльменом!

— Я позвоню вам.

— Мой телефон…

— Я знаю номер.

— Поразительная осведомленность!

— С таким предложением я не мог обратиться к первому встречному.

— А если я сообщу в полицию?

— Ну и что? — пожал плечами Хаген. — Вы не знаете даже моего настоящего имени, и в полиции только посмеются над вами.

— А вы осторожный человек.

— Возможно, вам тоже придется привыкать к этому. — Хаген поднялся. — Если не возражаете, я позвоню в пять…

Кельнер, поймав его взгляд, метнулся между столиками. Грейт тоже сразу расплатился, вышел из «Веселого ада», но домой не поехал. Долго бродил по франкфуртским улицам. Вокруг струился поток — смеялись, разговаривали люди, а Грейт шел и не видел всего этого, останавливался на перекрестках, извинялся, нечаянно толкнув кого–нибудь, и, казалось, это не он шествует мимо блестящих витрин, во всяком случае, не тот полковник Кларенс Грейт, каким он был еще несколько часов назад: стыдился самого себя, невольно морщился, последними словами ругал розовощекого немца. Считал себя подонком и даже сжимал от гнева кулаки, но все же знал, наверняка знал (хотя и давал себе торжественную клятву послать завтра Хагена ко всем чертям), что согласится, что, по сути, уже согласился и лишь выторговал для себя небольшую отсрочку. Эти тридцать, сорок, пятьдесят тысяч долларов не давали ему покоя, превращались в триста, пятьсот тысяч, маячили миллионом — целым миллионом!

Дома Грейт выдвинул ящик письменного стола, перебрал бумаги, сжег ненужные. Спать не хотелось, сидел и курил, пересматривая фотографии в толстом кожаном альбоме. В основном фронтовые друзья: сколько пережито с ними!

Капитан Ричард Эмори возле своего «либерейтора». Улыбается и не знает, что уже не вернется на аэродром. Его сбили немецкие истребители над Нормандией; Ричард так и не успел сбросить бомбы, его «либерейтор» врезался в землю и взорвался — от Эмори не осталось даже горстки пепла.