Сокровища Рейха - [47]

Служанка в старомодном черном платье, с волосами, собранными на затылке в характерный тевтонский пучок, несла поднос с серебряным кофейным сервизом.

– Я налью сам, Хильда, – сказал Котман. – Благодарю вас.

Он аккуратно добавил мне в чашку сливки и положил чайную ложечку сахара. Кофе оказался густым и горьким, бодрящим.

– Вы хорошо доехали?

– Да, просто прекрасно.

– Я склонен назначать встречи на такой ранний час, поскольку привык подниматься ни свет ни заря. Как правило, по утрам я прогуливаю лошадь, наслаждаюсь чудной природой у себя в поместье, любуюсь моими цветами, пью кофе, принимаю душ и чувствую, что получил заряд бодрости на весь день. – Он откинулся на спинку стула, скрестил ноги, придерживая чашечку с блюдцем на колене. На нем были бриджи и высокие коричневые сапоги для верховой езды, красная рубашка для игры в поло. Сапоги были сморщенные и потемневшие от чистки, а сейчас на них еще налипли комья земли и мокрой травы.

– Меня крайне огорчило известие о безвременной кончине вашего брата, мистер Купер. Казалось бы, мы виделись с ним совсем недавно, и вот теперь, так неожиданно, я узнаю, что он умер.

– Он не умер. Его убили.

Ветер шевелил листву деревьев и доносил голоса людей, окруживших бассейн. Ребенок прыгнул в воду с громким всплеском, послышались ликующие возгласы детей. Последние дни я не думал о смерти Сирила, и сейчас, не знаю почему, до меня как будто только что дошло, словно удар: ведь его больше нет в живых!

– Ваш брат заезжал ко мне сюда, мистер Купер, в это же самое время, мы сидели с ним на этих же самых стульях… Моя жизнь мало изменилась, я по-прежнему каждое утро езжу на лошади и пью кофе… а ваш брат мертв. – Он сокрушенно покачал головой. – В самом расцвете лет, да, мистер Купер? Никогда не знаешь, что тебя ждет. – Он уставился на тыльную сторону кисти. – Я стараюсь держаться в форме, стараюсь как можно больше бывать на свежем воздухе. И все равно на руках появились эти желтые пятна. Мне уже шестьдесят восемь, и время не обманешь, не так ли?

– Вы выглядите моложе, – возразил я.

– Это благодаря моей молодой жене. – Он коротко усмехнулся, жестом указав через плечо на группу людей у бассейна.

Мне казалось, что там его дети и внуки, но, стало быть, я ошибся.

– Ладно, как бы там ни было, мистер Купер, насколько я понимаю, вас интересует, чем занимался ваш брат в Буэнос-Айресе. Мистер Сент-Джон устроил ему свидание со мной. Поначалу я не видел оснований для встречи с ним, но любопытство взяло верх. Я человек довольно необщительный. Живу тихо, замкнуто, вижусь только со старыми друзьями. Однако я решил, что должен повидаться с вашим братом. Возможно, причиной явилось то, что Сент-Джон сообщил мне, кто такой Сирил Купер на самом деле, то есть что он внук Остина Купера. Естественно, мне известно о дружбе Остина Купера с Гитлером и его сподвижниками. Немцы никогда не считали вашего деда американским лазутчиком в Германии… Наоборот, по всеобщему мнению, он был другом Германии, дальновидным и проницательным, который рассматривал сильную, восстановленную Германию как символ возрождения европейского могущества. Многие прозорливые немцы считали, что ваш дед – это один из столпов, на которых зиждилась наша надежда нейтрализовать русских, вы понимаете… совершенно независимо от исхода Второй мировой войны.

– Чего же хотел от вас мой брат? – спросил я.

– Вот я с ним и встретился, – невозмутимо продолжал Котман, – чтобы это выяснить. Но это оказалось не так-то просто сделать. Я пришел к выводу, что он не был со мной вполне откровенен. Ваш брат заявил, что он журналист, интересуется жизнью немецкой общины в Буэнос-Айресе и тем, как мы здесь оказались, как нам удалось смыть с себя позорное пятно нацизма… – Он отпил глоток кофе, двумя пальцами снял клок дерна с сапога. Поймал мой взгляд, но, казалось, смотрел сквозь меня. – Я счел своим долгом сообщить ему, что, по-моему, никакого нацистского пятна на нас нет, а посему и смывать нам нечего. Что Германия и Аргентина с давних пор поддерживали близкие отношения, а если и существует какое-то позорное пятно, которое необходимо смыть, то оно лежит только на латиноамериканцах за бесчеловечное обращение и преследования, которым они подвергали здесь всех немцев без разбору в конце тридцатых и начале сороковых годов. Такова жестокая правда тех лет, мистер Купер, факт довольно неприятный, и ваша страна пытается его игнорировать. На немцев в то время смотрели как на агентов Гитлера независимо от их личных убеждений. Достаточно было того, что ты – немец. Гитлер, видите ли, объявил, что, если в твоих жилах течет хотя бы четверть немецкой крови, ты уже истинный немец, нацист, и должен вести себя подобающим образом, то есть подняться с оружием в руках за дело фашизма, где бы ты ни жил. В тысяча девятьсот сорок втором году он утверждал, будто в Аргентине насчитывается триста тысяч немцев и каждый из них сочувствует национал-социализму. И самое удивительное – мир поверил ему. Он заявил, что в Южной Америке сформировалась структурная основа для создания нацистского государства в масштабе всего континента, дав повод распространению слухов, которые подхватила и нередко муссировала пресса. Даже «Пренса» здесь, в Буэнос-Айресе, частично проглотила эту ложь, и тогда началось: секретные аэродромы в Андах, сверхмощные радиостанции в джунглях, нацисты на высоких постах в различных правительствах. Дошло до того, что в Монтевидео, коль скоро ты немец, считалось, что тебе крупно повезло, если тебя не упрятали в тюрьму только из принципа.