Сокровища поднебесной - [12]

— Я готов и страстно желаю убраться отсюда сразу же, — продолжал Укуруй, — как только Баян добьется успеха и возьмет Юньнань, если только мой отец разрешит мне туда отправиться. Разумеется, юэ сначала будут враждебно настроены по отношению к монголу, который станет их господином, но я предпочитаю оказаться среди злейших врагов, нежели остаться среди этих деградирующих бон.

— Вы упомянули о столице, ван. Я решил, что вы имели в виду Лхасу.

— Нет. С чего это ты взял, Марко?

— Мне говорили, что там обитает Святейший из Лам, повелитель всего сущего. Я подумал, что это главный город страны.

Укуруй рассмеялся.

— Да, в Лхасе есть Святейший из Лам. Есть и другой Святейший из Лам — в месте, которое называется Дрикунг, и еще один в Пакдуп и в Цаль, и во многих других местах. Вах! Пойми, дело здесь не только во вредоносном потаизме, но и огромном количестве соперничающих с ним сект, у каждой из них имеются сторонники и противники, члены каждой такой секты объявляют, что их возглавляет тот или иной Святейший Лама. Для удобства я признаю Святейшего Ламу по имени Пхагс-Па, чей лама-сарай находится в городе Шигадзе, именно там я и расположил свою столицу. И, по крайней мере номинально, почтенный Пхагс-Па и я вместе управляем страной: он занят духовными аспектами жизни, а я бренными. Он жалкий старый обманщик, но не хуже, чем любой другой из Святейших Лам, как я подозреваю.

— А Шигадзе? — спросил я. — Этот город так же прекрасен, как Лхаса, о которой я слышал?

— Полагаю, что особо они друг от друга не отличаются, — проворчал Укуруй. — Шигадзе — это куча дерьма. Вне всякого сомнения, и Лхаса точно такая же.

— Ну, — насколько мог бодро сказал я, — тогда вам надо радоваться, что вы на какое-то время поселились в этом более красивом месте.

Батан располагался на восточном берегу реки Джичу, которая здесь в виде потока белой воды падала в центр широкой ровной долины, а ниже по течению, в провинции Юньнань, собирала все впадающие в нее воды, становилась шире и постепенно превращалась в могучую реку Янцзы. Долина Батана этим летом была золотой, зеленой и голубой, с яркими мазками других оттенков. Голубым было высокое, открытое всем ветрам небо. Золотыми были поля ячменя, который сажали бон, ростки бамбука и бесконечные желтые юрты монгольского куреня. Но за обработанными и обжитыми территориями долина была ярко-зеленой от лесов — вязов, можжевельника и сосен — с вкраплениями диких роз, колокольчиков, анемонов, водосбора, ирисов, и над всем этим утреннее великолепие: буйство красок, причудливые изгибы каждого отдельного дерева и куста.

На столь живописном фоне любой город выдавался бы, как язва на красивом лице. Но в Батане, который располагался в долине, хватало места, чтобы строить дома рядом, а не друг на друге и не тесниться, а река уносила большую часть его отходов, поэтому город не был таким уж уродливым и грязным, как большинство общин бон. Горожане здесь даже одеты были лучше, чем в остальных местах. Во всяком случае, членов высшего общества тут можно было распознать по их темно-красным халатам и платьям, украшенным мехом выдры, леопарда или тигра, а женщины из благородных семейств украшали свои сто восемь косичек раковинами каури, кусочками бирюзы и кораллами из каких-то далеких морей.

— Может быть, жители Батана выше по положению, чем остальные в Тибете? — с надеждой спросил я. — Они, по крайней мере, кажется, имеют своеобразные обычаи. Когда я въезжал в Батан, горожане начали отмечать Новый год. И это летом! Повсюду новый год начинается с середины зимы.

— Точно так же и здесь. И не обольщайся, Марко: бон везде одинаковы.

— Но я не мог обмануться относительно празднования, ван. Процессия была с драконами, светильниками и прочим — ясно, что это все в честь Нового года. Прислушайтесь, вы сможете уловить отсюда звуки гонга и барабанов.

Мы с Укуруем сидели и пили из рога арху на террасе его временного дворца, немного в стороне от города, выше по течению реки.

— Да, я слышу. Несчастные глупые бараны. — Укуруй покачал головой в знак неодобрения. — Это и вправду празднование Нового года, но не для того, чтобы встретить настоящий новый год. Похоже, в городе произошла вспышка какой-то болезни. Всего лишь понос, обычное кишечное заболевание в разгар лета, но никто из потаистов не верит, что это объясняется естественными причинами. Местные ламы в своей великой мудрости решили, что понос — это деяние демонов, и приказали устроить встречу Нового года. Тогда демоны подумают, что они ошиблись сезоном, и уберутся, прихватив с собой летнюю болезнь.

Я вздохнул:

— Вы правы. Отыскать разумного бон так же трудно, как и найти белую ворону.

— Тем не менее ламы разозлились на меня. Как бы они теперь не устроили еще и праздник изгнания насылающих понос демонов с верховьев реки и не смыли меня из этой поталы.

Сейчас объясню, что ван имел в виду: под свой временный дворец Укуруй приказал занять городской лама-сарай и без долгих рассуждений попросту выгнал всех обитавших там лам и trapas, оставив только chabi — новичков, чтобы они прислуживали ему и его придворным. Святые люди, сказал он мне, впервые в жизни стряхнули с себя оцепенение и удалились, потрясая кулаками и выкрикивая всевозможные проклятия, которые мог наслать на Укуруя Пота. Однако ван со своим двором поселился здесь и прожил несколько месяцев в уюте и с удобствами. Когда я прибыл, он выделил мне целую анфиладу комнат и, поскольку сопровождавшие меня монголы пожелали присоединиться к своим приятелям в курене орлока, определил мне в услужение целую свиту chabi.