Сокровища Аттилы - [2]

Онегесий налил вина в кубок царя и протянул его со словами:

– Докажи, что не ты отравитель. Выпей.

Приск ответил:

– Не знаю, отравлено ли вино. Если отравлено, то не докажет, что я отравитель. Я не был здесь с царем и его женой в последнюю ночь. Это вино может только убить меня.

– Твой страх выдает тебя. – Свободная рука Онегесия двинулась к рукояти меча.

Приск взял кубок.

– Если я умру, помните: я не виноват. – Он поднес кубок к губам и осушил.

Остальные ждали, внимательно наблюдая за ним. Эллак сделал шаг и спросил:

– Ну, Приск?

– Ничего не чувствую. Вкус как у вина.

– Горький? Кислый?

– Как у любого вина – сладковатый, фруктовый, но отдает уксусом.

Ардарих понюхал кубок, коснулся пальцем вина и капнул на язык. Через некоторое время кивнул Онегесию, бросил кубок на ковер у тела царя и вышел. Столпившимся перед шатром воинам он объявил:

– Яда не было. Царь умер от болезни.

Вслед за Ардарихом Приск покинул помещение и пошел сквозь толпы воинов. С перекошенными от боли окровавленными лицами они представляли собой пугающее зрелище. Эти люди всю жизнь только убивали, сражались, ели и иногда даже спали верхом на лошадях. За три поколения победоносные племена прошли от степей за Волгой до Галлии. Сегодня утром у них отняли их великого вождя. Кто знает, что горе и гнев могут заставить их сделать с чужаком в чужой стране?

Приск шел быстро, опустив голову, не глядя на воинов, спешивших к царскому шатру. Он прошел в свою палатку и выставил на алтаре ряд горящих свечей, чтобы помолиться за душу Аттилы. В конце концов, Аттила прислушивался к словам Приска и других римлян о христианстве. А однажды даже встретился в Мантуе с Папой Львом и вел с ним переговоры. Кто-то заронил в его душу семя веры. И вообще сейчас лучше оплакивать его как можно заметнее. Приска вырвало; он выпил много воды, его снова вырвало, и это принесло некоторое облегчение.

Позже в тот же день он покинул свою скромную палатку и отправился к центру лагеря. Царский шатер убрали. Неподалеку расчистили большое открытое пространство, и на нем посреди лагеря воздвигли огромный шатер из белого шелка. Ткань раздувалась на ветру. Приск подошел ко входу и заглянул внутрь. В центре на высоком помосте выставили для прощания тело царя в ярких роскошных пурпурных и красных одеждах, как подобает царю-воину, убранное дорогими украшениями из золота и драгоценных камней.

Вокруг помоста ездили свирепые всадники, лучшие воины царя, многие из них предводители различных племен и народов. Они раз за разом объезжали помост по кругу, воспевая подвиги и битвы Аттилы; лица у них были изрезаны, кровь стекала по ним, как слезы. Они пели о том, что царь являлся великим вождем и из-за его смерти должны пролиться не только светлые слезы женщин, но и алые слезы воинов. Приск видел: кровь промочила их бороды и капала с подбородков на одежду и гривы лошадей.

Приск встал на колени и прижался лбом к земле, чтобы воины поняли: он по-своему проявляет уважение. Потом он вернулся к себе, провел там следующие три дня, описывая жизнь царя Аттилы и его смерть в брачную ночь. К нему приходили посетители; они рассказывали об удивительных подвигах, которым были свидетелями, а кое-кто упоминал о соперничестве между Эллаком, старшим сыном, и Денгизиком, вторым по старшинству, и о негодовании Эрнака, третьего сына. Старшие не принимали его во внимание. И еще говорили о негодовании Ардариха: трое сыновей царя не могут сохранить единство хотя бы до погребения отца.

На следующее утро Приск подошел к белому шатру и увидел: тело царя при свете сотен светильников готовят к погребению. Наследники Аттилы поместили его в три гроба. Внешний и самый большой был из железа. В него вложили гроб из серебра. Третий гроб – из чистого золота. Гробы заполнили драгоценным оружием множества царей и королей, побежденных Аттилой. Он поглотил сотни азиатских племен, разгромил аланов, остготов, армян, бургундов, опустошил Балканы, Фракию, Скифию и Галлию. В Италии он разграбил Мантую, Милан и Верону и захватил большую часть Северной Италии, разбил легионы обеих столиц Римской империи – Константинополя и Рима.

В трех гробах покоились также груды драгоценных камней и сверкающего золота, при взгляде на них захватывало дух; все это отражало огни факелов и светильников, да и сами гробы представляли собой огромную ценность. Приск не мог не думать о том, что на внутренний гроб пошла ежегодная дань Восточной Римской империи Аттиле – две тысячи сто фунтов золота. В глаза бросались многоцветные вспышки внутри: холодная зелень изумрудов, кроваво-красный блеск рубинов, глубокая синева сапфиров, яркие гранаты, густо-синяя ляпис-лазурь, желтый янтарь, нефрит цвета молодого горошка. Трудно было понять, что сильнее притягивает взгляд.

К ночи собралось около тысячи человек – личные телохранители Аттилы. Они закрыли гробы крышками, поставили их на огромную восьмиколесную повозку, способную выдержать гигантскую тяжесть, и уехали во тьму, освещая себе дорогу факелами.

Несколько недель спустя Приск готовил караван ослов для долгого пути домой – ему предстояло явиться с докладом к императору Маркиану. Целый месяц придется из этих варварских мест добираться в Константинополь, но сейчас он бы с радостью отправился и пешком. В полдень лагерь вновь охватило смятение, люди показывали куда-то вдаль и кричали на многих языках, и он пошел узнать, что случилось.