Сокровенный дневник Адриана Пласса (37 и ¾ лет от роду) - [16]
— Сказано, что можно! Вон там!
Объявление гласило:
«Убедительная просьба — мять фрукты!»
Уильям сказал, что когда его отец ворвался в подсобное помещение, где они с Элси пересчитывали друг у друга зубные пломбы, и заорал: «Там нет „не“! Без „не“ получается, что надо мять! Почему ты забыл написать „не“?», он подумал, что папа окончательно свихнулся. В довершение ко всему Элси, которая всегда была довольно темпераментной, пусть и несколько безрассудной особой, упёрла руки в бока, посмотрела Джорджу прямо в глаза и воинственно сказала: «Теперь, мистер Фармер, у вас есть возможность на деле доказать, что вы христианин!»
Бедный Джордж! Сдаётся мне, что я вряд ли повёл бы себя по-христиански, если бы покупатели передавили все мои фрукты. Но, по-видимому, к воскресенью у него всё наладилось. По крайней мере, ему нравится думать о том, что однажды он умрёт и попадёт на небеса. Позвонил Ричарду Куку и спросил, что его больше всего радует при мысли о небесах. Он откашлялся, переключаясь на религиозный режим, и солидно произнёс:
— Больше всего я радуюсь тому, что у меня будет возможность прославлять и любить Господа всю вечность. Разве бывает радость выше и больше этой?
Ну, конечно, тут я полностью согласен… Это понятно. Без вопросов.
Меня всё ещё одолевают тоскливые мысли о смерти. Постоянно оглядываюсь и смотрю на старые, знакомые вещи и лица, а потом пытаюсь представить вместо всего этого нечто вроде нашей воскресной службы с той разницей, что продолжаться она будет не полтора часа, а всю вечность. Джеральд попытался меня утешить. Сказал, что нашёл подтверждение тому, что на небесах мы будем играть не только на арфах, потому что если составить анаграмму словосочетания «дорога к небесам», получается «А Гобсек — на домре!»
Почти что улыбнулся.
Может, на самом деле я вовсе не христианин? Не хочу умирать!
Не хочу на небеса. Но и в ад тоже, конечно же, не хочу. Спросил у Энн, как она считает: понравится мне на небесах или нет.
— Только если там тебе выделят отдельный уголок, в котором можно сидеть, вздыхать и жаловаться на судьбу, — сказала она.
Прелестно! Когда это она слышала, чтобы я жаловался?
Сегодня после группы зашёл Фрэнк Брэддок. Просто позвонил в дверь, вошёл прямо в гостиную и плюхнулся в кресло. Так и не знаю, христианин он или нет, даже после того, что случилось дальше. В дверь снова позвонили, и через пару секунд вошла Энн в сопровождении миссис Флашпул, которая сказала, что, придя домой после группы, обнаружила исчезновение одного небольшого интимного предмета, а так как она не знала, скоро ли у Энн найдётся время снова прибраться, то решила быстренько вернуться и посмотреть, не завалилась ли её пропажа за диванную подушку, чтобы не полагать искушений ни на чьём пути. Уж не знаю, что за предмет она искала, но ни за подушками, ни под диваном его не оказалось, и она переключила своё внимание на Фрэнка Брэддока, который благодушно посматривал на неё из облачка сладко пахнущего табачного дыма.
— Мистер Брэддок, — сказала она, неодобрительно поджимая губы, — разрешите узнать, принадлежите ли вы к числу избранных?
Брэддок несколько секунд молча смотрел на неё, а потом медленно поднялся из кресла и заговорил совершенно серьёзно и с поразительным достоинством.
— Мадам, — сказал он, — я являюсь членом М.К.К.
— И что же это такое, М.К.К., позвольте вас спросить?
— Это Марилебонский крикетный клуб, мадам, — ответил Брэддок тоном глубочайшей почтительности.
На мгновение миссис Флашпул растерялась, но потом снова собралась с духом, слегка встряхнула чёрные пластиковые мешки и возобновила наступление:
— Тогда позвольте спросить вас, мистер Брэддок, каким образом членство в этом клубе поможет вам в тот день, когда вы предстанете перед престолом великого Судии, где всё плотское утратит всякое значение?
— Членский билет М.К.К, мадам, в любое время и навсегда обеспечивает мне доступ на Королевскую трибуну, куда действительно могут попасть только избранные, — ответил Брэддок, не отводя от неё пристального взгляда.
Миссис Флашпул с усилием попыталась чем-нибудь на это ответить, но было ясно, что она потерпела сокрушительное поражение — а ведь за трубку она ещё и не принималась! Она поспешно пробормотала что-то вроде вежливого извинения и убралась. Закрыв за ней дверь, Энн довольно улыбнулась, а Фрэнк снова задымил трубкой, уютно устроившись в кресле.
Когда он собрался уходить, я спросил:
— Вы ведь, однако, так и не сказали мне, христианин вы или нет.
— А вы угадайте! — снова сказал он, как и в прошлый раз.
Позднее я спросил у Энн, что она думает по этому поводу: христианин он или нет. Она рассмеялась так, словно была не в силах больше сдерживаться:
— Смешной ты человек! — сказала она. — Ну, конечно, христианин!
Всё ещё не хочу умирать, несмотря на совершенно абсурдный, смехотворный вечер, который мне только что пришлось пережить.
Когда я пришёл с работы, позвонила Элси Берлесфорд. Сказала, что на прошлой неделе я проявил такую чуткость и отзывчивость, что она решила попросить меня поговорить с отцом Уильяма насчёт его жестокого обращения со своим единственным сыном. Напомнил ей, что у Уильяма есть двое братьев. «Ну, тогда с одним из его единственных сыновей!» — сказала она.
