Сокровенное сказание Монголов - [36]

Собралася галка,

Загадала черная

Селезня словить.

Вздумал простолюдин,

Чернокостный раб,

На его владыку

Руку поднимать.

Друг мой, государь мой.

Чем же наградишь?

Мышеловка1 серая

Курчавую утку

Собралась словить.

Раб и домочадец

Вздумал государя

Своего предать.

Друг ты мой священный,

За отцеубийство

Чем ты наградишь?"

["Черные вороны вздумали поймать селезня. Рабы-холопы вздумали поднять руку на своего хана. У хана, анды моего, что за это дают? Серые мышеловки вздумали поймать курчавую утку. Рабы-домочадцы на своего природного господина вздумали восстать, осилить, схватить. У хана, анды моего, что за это дают?"]

На эти слова Чжамухи, Чингис-хан изволил ответить: «Мыслимо ли оставить в живых тех людей, которые подняли руку на своего природного хана? И кому нужна дружба подобных людей?» И тотчас же повелел: «Аратов, поднявших руку на своего хана, истребить даже до семени их!» И тут же на глазах у Чжамухи предал казни посягнувших на него аратов. И сказал Чингис-хан: "Передайте вы Чжамухе вот что:

Вот и сошлись мы. Так будем друзьями.

Станем в одной колеснице оглоблями.

Разве помыслишь тогда своевольно отстать ты?

Напоминать мы забытое станем друг другу,

Будем друг друга будить, кто заспится.

Пусть ты иными путями ходил,

Все же ты другом священным мне был.

Если и бились подчас не на шутку,

Дружеским сердцем ты горько скорбел.

Пусть иногда не со мною ты был,

Все же в дни битв роковых

Сердцем, душой ты жестоко болел.

Вспомним, когда это было меж нами.

В ночь перед битвой в песках Харгальчжит,

Мне предстоявшей со всем Кереитом,

Ты мне Ван-хановы речи сполна

Передал, сил расстановку раскрыл мне.

Но и другая услуга твоя – первой не меньше была.

Помнишь, как образно ты извещал:

Наймана словом своим уморил я,

На смерть его своим ртом напугал!".

["Вот мы сошлись с тобою. Будем же друзьями. Сделавшись снова второю оглоблей у меня, ужели снова будешь мыслить инако со мною? Объединившись ныне, будем приводить в память забывшегося из нас, будить – заспавшегося. Как ни расходились наши пути, всегда все же был ты счастливым, священным другом моим. В дни поистине смертных битв болел ты за меня и сердцем и душой. Как ни инако мыслили мы, но в дни жестоких боев ты страдал за меня всем сердцем. Напомню, когда это было. Во-первых, оказал мне услугу во время битвы с Кереитами при Харахалджит-элетах, послав предупредить меня о распоряжениях (перед боем) Ван-хана; во-вторых, ты оказал мне услугу, образно уведомив меня о том, как ты напугал наймана, умерщвляя словом, убивая ртом".]

§ 201. Когда эти слова передали Чжамухе, он ответил так: "Некогда в юные дни, В счастливом Чжубур-хорхонаке, Братство свое мы скрепили. Трапезе общей вовек не свариться, Клятвам взаимным вовек не забыться! Помнишь одним одеялом с тобой

Ночью мы дружно делились.

Нас разлучили завистники злые,

Подлые слуги коварно поссорили.

Думал потом в одиночестве я:

„Мы же от сердца ведь клятвы твердили!"

Другу в глаза я не мог посмотреть –

Жег меня теплый очей его взгляд,

Будто бы к сдернутой коже с лица

Кто беспощадный рукою коснулся.

Думал я: „Клятвой ведь мы незабвенной клялись!

Будто мне кожу содрали с лица,

Жег меня взгляд проницательных глаз,

Глаз Темучжина правдивых.

Ныне пожалуй меня государь:

В путь проводи поскорее,

В путь невозвратно далекий.

Я и в дни дружбы с тобою не смог

Все же как должно сдружиться.

Ныне ж, народы окрест замирив,

Всех чужедальних к себе ты склонил.

Ханский престол присудили тебе.

Что тебе ныне от дружбы моей –

Мир пред тобою склонился!

Только ведь сны твои в темную ночь

Буду напрасно тревожить.

Только ведь думы твои белым днем

Я у тру ж" дать буду даром.

Вошью на шее я стал у тебя

Или колючкой в подкладке.

Велеречива жена у меня.

Дальше анды своей мыслью стремясь,

Стал я обузой для друга.

Ныне ведь в целой вселенной прошла,

С краю до края везде пронеслась

Слава об наших с тобой именах.

Мудрая мать у анды моего,

Младшие ж братья и витязи с виду

И с просвещенным умом.

Семьдесят три на конях орлука

Служат в дружине твоей.

Вот чем, анда, ты меня превзошел.

Я ж с малых лет сиротой,

Даже без братьев остался.

Сказывать были жена мастерица.

Верных друзей я не встретил.

Вот почему побежден я андой,

Взысканным милостью неба.

Если меня ты пожалуешь, друг,

Если меня поскорей ты отправишь,

Сердце тогда ты свое, о мой друг,

Сердце свое успокоишь.

Если казнишь, то казни ты меня

Лишь без пролития крови.

Смертным забудусь я сном.

Мертвые ж кости в Высокой Земле

Будут потомкам потомков твоих

Благословеньем во веки.

Ныне же весь я молитва.

Был одинок от рождения я.

Счастьем анды, одаренного всем.

Я побежден и раздавлен.

Этих последних речей моих вы, –

Буду просить – не забудьте.

Утром и вечером их вы всегда

В память мою повторите.

Ныне ж скорей отпустите меня!

Вот вам ответ мой последний".

["В далекой юности, на урочище Хорхонах-джубур, в ту пору, когда братались мы с ханом, другом моим, ели мы пищу, которой не свариться, говорили речи, которым не забыться, делились одним одеялом. Но вот подстрекнули нас противники, науськали двоедушные, и мы навсегда разошлись. „Мы ж говорили друг другу задушевные речи!" – думал я, и будто бы кожу содрали с темного лица моего, я не терпел к нему прикосновенья, я не мог выносить горячего взгляда хана, анды моего. „Говорили друг другу незабвенные слова!" – думал я, и будто бы содрана была кожа с моего кроваво-красного лица, я не мог выносить правдивого взгляда проницательного друга моего. Ныне, хан мой, анда, ты милостиво призываешь меня к дружбе. Но ведь не сдружился же я с тобою тогда, когда было время сдружиться. А теперь, друг, теперь ты замирил все окрестные царства, ты объединил разноплеменные народы, тебе присудили и царский престол. К чему ж тебе дружба моя, когда перед тобою весь мир? Ведь я буду сниться тебе в сновидениях темных ночей; ведь я буду тяготить твою мысль среди белого дня. Я ведь стал вошью у тебя за воротом или колючкой в подоле. Болтлива больно старуха у меня, и в тягость я стал, стремясь мыслью дальше анды. Теперь по всему свету разнеслась слава наших имен, от восхода до захода солнца. У друга моего – умная мать, сам он – витязь от роду; братья – с талантами; да стало у тебя в дружине 73 орлюка – 73 мерина: вот чем ты победил меня. А я, я остался круглым сиротой с одной лишь женой, которая у меня сказительница старины. Вот почему ты победил меня. Сделай же милость, анда, поскорей «проводи» меня, и ты успокоишь свое сердце. Если можно, мой друг, то, предавая меня смерти, казни без пролития крови. Когда буду лежать мертвым, то и в земле, Высокой Матери нашей, бездыханный мой прах во веки веков будет покровителем твоего потомства. Молитвенно обещаю это. Моя жизнь одинока с самого рождения, и вот я подавлен Великим Духом (Счастливым Духом) многосемейного друга моего. Не забывайте же сказанных мною слов, вспоминайте и повторяйте их и вечером и утром. Ныне поскорей отпустите меня".]