Сокровенное сказание Монголов - [33]

Пара вторая – Чжельме с Субетаем".

["У этих четырех псов лбы – бронзовые, морды – как долото, языки – что шила, сердца – железные, а плети – мечи. Питаются росою, а ездят верхом на ветрах. Во время смертных боев едят они мясо людей, а на время схваток запасаются для еды человечиной" Это они сорвались с цепей и ныне, ничем не сдерживаемые, ликуют и подбегают, брызжа слюной. Это они!" – «Кто же они, эти четыре пса?» – спросил хан. – "Это две пары:

Джебе с Хубидаем, да Джельме с Субеетаем".]

– "Ну, так подальше, – говорит Таян-хан, – подальше от этих презренных тварей!" и, поднявшись выше остановился на полугорье. Тут заметил Таян-хан, что вслед за ними, ликуя, мчатся и окружают их витязи. И спросил Таян-хан Чжамуху:

«Кто же вон те и зачем окружают? Будто с зарей сосунков-жеребят К маткам своим припустили. Маток они обегают кругом, Жадно к сосцам приникая».

["А кто эти и зачем окружают их, наподобие жеребят, которые выпущены ране жоутру я теснятся вокруг своих маток, приникая к сосцам их".]

И Чжамуха отвечал так:

"То по прозванью Манхуд-Урууд.

Страшной грозой для злодея слывут.

Витязя, мужа с тяжелым копьем,

Им, заарканив, поймать нипочем.

Витязя ль, мужа с булатным мечом,

Или в крови своих жертв палача

Свалят, нагнав, и порубят с плеча. ;

Это с восторгом они обступают, Это, ликуя, они подлетают".

["Это – так называемые Уруудцы и Манхудцы, которые, настигая, валят с ног, убивают и ограбляют носящих мечи кровавых грабителей, которые осыпают проклятьями носящих копья: то приближаются они, ликуя и блистая".]

– "Лучше всего, – говорит Таян-хан, – лучше сего подальше от этих презренных! И поднимается еще выше на гору. И спрашивает тут Таян-хан у Чжамухи: «А кто же это позади них? Кто это едет, выдавшись вперед и глотая слюну, словно голодный сокол?» Чжамуха же сказал ему в ответ:

"Тот, кто передним несется один,

То побратим мой, анда Темучжин.

Снизу доверха в железо одет:

Кончику шила отверстия нет.

Бронзой сверкающей весь он залит:

Даже иглою укол не грозит.

Это мой друг, мой анда Темучжин,

Словно голодная птица-ловец,

Мчится, глотая слюну, молодец.

["Это подъезжает мой анда Темучжин. Все тело его залито бронзой: негде шилом кольнуть; железом оковано: негде иглою кольнуть. Разве не видите вы, что это он, что это подлетает мой друг Темучжин, глотая слюну, словно голодный сокол..."]

Смотрите же, друзья Найманы. Не вы ль говорили, что только бы увидать вам Монголов, как от козленка останутся рожки да ножки?" Тогда Таян-хан говорит: «а ну, взберемся-ка по этой пади на гору». И взбирается повыше на гору и опять спрашивает Чжамуху: «А кто это так грузно двигается позади него?» Чжамуха "отвечает:

"Мать Оэлун одного из сынков Мясом людским откормила. Ростом в три сажени будет, ' Трехгодовалого сразу быка он съедает, Панцырь тройной на себя надевает, Трое волов без кнута не поднимут. Вместе с сайдаком людей он глотает:

В глотке у витязя не застревает.

Доброго молодца съест он зараз:

Только раздразнит охоту.

Если ж во гневе – не к часу сказать! –

Пустит, наладив стрелу-анхуа он –

Насквозь пройдя через гору, к тому ж

Десять иль двадцать пронзит человек.

Если ж повздорит он с другом каким –

Будь между ними хоть целая степь –

Кеибур-стрелу, ветряницу, наладив,

Все ж на стрелу он нанижет его.

Сильно натянет – на девять сотен алданов сшибет,

Слабо натянет – на пять он сотен достанет.

Чжочи-Хасар прозывается он.

То не обычных людей порожденье:

Сущий он демон – мангус Гурельгу".

["Мать Оэлун откормила одного своего сына человеческим мясом. Ростом он в три алдана, маховых сажени. Съедает трехлетнюю корову. Одет в тройной панцырь. Трех быков понукают везти его. Глотнет целого человека вместе с колчаном – в глотке не застрянет; съест целого мужика – не утолит сердца. Осердится, пустит стрелу свою, стрелу анхуа, через гору – десяток-другой людей на стрелу нанижет. Поссорится с приятелем, живущим по ту сторону степи, пустит стрелу свою кеибур-ветряницу, так и нанижет того на стрелу. Сильно потянет тетиву – на 900 алданов стрельнет. Слегка натянет тетиву – на 500 алданов стрельнет. Не человеком он порожден, а демоном Гуредыу-мангусом. По прозванью – Хасар. То, должно быть, он!"]

– "Раз так, – говорит Таян-хан, – давай-ка поспешим мы еще выше в гору!" Поднялся выше и спрашивает у Чжамухи: «А кто же это идет позади всех?» На это говорит ему Чжамуха:

"Будет, наверное, то Отчигин:

У Оэлуны он наименьший сын.

Смелым бойцом у Монголов слывет,

Рано ложится да поздно встает.

Из-за ненастия не подкачает,

А на стоянку – глядишь – опоздает!"

["А это – Отчигин, малыш матушки Оэлун. Слывет он смельчаком. Из-за непогоды не опоздает, из-за стоянки отстанет!"]

– "Ну, так давайте, мы взойдем на самый верх горы!" сказал Таян-хан.

§196. Наговорив таких слов Таян-хану, Чжамуха отделился от Найманов и, отойдя на особую стоянку, послал передать Чингис-хану следующее известие:

"Почти уморил я Таяна словами:

Все выше со страху он лез,

Покуда, до смерти напуган устами,

Он на гору все же не влез.

Дерзай же, анда мой!

Ведь тут

Все в горы спасаться бегут.

["От слов моих падал в обморок, а потом спешил лезть повыше на гору. Разговорами до смерти напуган, на гору лезет. Дерзай анда! Они на гору лезут..."]