Сократ: учитель, философ, воин - [40]

Шрифт
Интервал

О его учении еще в древности говорили, что диалоги и трактаты – это только малая его часть, предназначенная, вопреки утверждениям Диогена Лаэрция, именно для всех. Что для своих настоящих учеников Платон ничего не писал. Что он учил их устно и строжайше запрещал записывать все, о чем говорилось на занятиях. Что «Законы» выглядят такими страшными и непохожими на все остальные произведения Платона именно потому, что записывались без его разрешения и даже без ведома, наспех, и были изданы уже после его смерти. И что о подлинной сути платоновского учения мы можем только догадываться. Оно полно волшебных мистических тайн и объясняет, почему человек должен следовать путем истины и добродетели. От него не сохранилось ничего, кроме названия: «О благе как таковом».

Скорее всего, мы никогда не узнаем, к чему сводилось это «тайное знание». Разве что будут обнаружены записи с его изложением, сделанные кем-нибудь из учеников и пережившие Средние века в библиотеке какого-нибудь монастыря. Может быть, «тайное знание» стало прообразом монотеистической универсальной религии, вроде христианства и ислама, возникших спустя столетия после смерти Платона? Параллелей между ними и учением Платона о душе, идеях и благе очень много. «Справедливость он принимал в своих диалогах за божеский закон, чтобы страх посмертной кары за дурные поступки подкреплял его увещания о добрых поступках. Поэтому некоторые даже считают, что он слишком увлекался мифами, ибо повествования такого рода он охотно вплетал в свои книги, чтобы люди, не будучи уверены, что их ждет после смерти, воздерживались от несправедливости»[35], – пишет Лаэрций, явно сожалея, что не тайное, а открытое учение Платона не было очищено от языческой шелухи. Но он, пожалуй, хочет от Платона слишком многого.

Платон мне друг

О том, насколько сложное это дело – поиски истины, свидетельствует выражение Amicus Plato, sed magis amica Veritas («Платон мне друг, но истина дороже»). Великий испанский писатель Мигель Сервантес приписал его Аристотелю. В действительности Аристотель сказал нечто похожее о том, что предпочитает истину дружеским чувствам, но имени Платона не называл. Зато в одном из диалогов Платона сам Сократ говорит ученикам, что верить надо не ему, Сократу, а истине. Сервантес, таким образом, просто составил из двух цитат один афоризм. Однако он совершенно точно указал на суть отношений между Аристотелем и Платоном. «Отец всех наук» был на первых порах не только другом, но и преданнейшим учеником Платона. Есть даже легенда, что во время чтения Платоном одного из его сочинений все присутствовавшие либо разошлись, либо заснули, а до конца учителя дослушал только Аристотель. Но в дальнейшем он и в жизни, и, что важнее, в философии пошел собственным путем. Он пересмотрел многие взгляды Платона, в том числе учение об эйдосах. Оно показалось ему слишком неясным и малопонятным. И не одному Аристотелю. «Словами Платон пользовался очень разными, желая, чтобы его учение не было легкоуяснимым для людей несведущих»[36], – с плохо скрываемым неодобрением пишет один из первых историков философии Диоген Лаэрций, верно подмечая главное отличие Платона от его Учителя, старавшегося быть предельно понятным всем и во всем.

Что касается самого Аристотеля (сочинения которого назвать простыми и легкодоступными тоже никак нельзя), то он пришел к заключению, что идея и материальная вещь неотрывны друг от друга, как форма и содержание. «Аристотель меня брыкает, как сосунок-жеребенок свою мать»[37], – сказал на это несколько обиженный Платон. Это один из ключевых моментов расхождения между Платоном и Аристотелем, которого называют отцом не только «всех наук» вообще, но в частности (и в особенности!) философского материализма. Если мы продолжим эту генеалогическую метафору, то «прадедушкой» материализма автоматически оказывается Сократ (Сократ – Платон – Аристотель – материализм).

Говорят, после смерти Платона Аристотель хотел возглавить Академию, но другие ученики Платона его не приняли. Тогда он стал заниматься со своими последователями в гимнасии (что-то вроде современного спортивного центра) Ликее, благодаря чему теперь во всем мире элитные учебные заведения называются лицеями.

Заключение

У современных философов популярна шутка: от Сократа до Аристотеля в их науке произошло больше событий, чем от Аристотеля до наших дней. Действительно, хотя человеческой мысли предстоял еще огромный путь – через христианскую и мусульманскую философию к позитивизму и объективному идеализму и дальше, дальше, дальше – направление движения было задано Сократом, Платоном и Аристотелем. Аристотель, в отличие от Платона, почти не пишет о Сократе. Тот, по его мнению, интересовался только нравственными вопросами и был первым, кто «занялся определениями». Но в устах такого рационального и самолюбивого человека, как Аристотель, это короткое сухое замечание стоит очень дорого. Ведь что такое человеческое мышление? Это и есть поиск точных определений для идей и вещей. Без них любая мудрость тут же превращается в мудрствование, «умничанье», то есть в софистику.


Рекомендуем почитать
Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.